Вареников между тем спустился вниз, надел пальто, вышел на улицу. Сладко предвкушал: сейчас приедет домой, сразу же ванну, потом легкий завтрак, жена наверняка приготовит такой завтрак, какой он любит, — овсяная каша, одно яйцо всмятку, кружочек копченой колбасы, кофе со сливками, малиновый джем. И — потом спать, спать, ах, до чего отрадно после бессонной ночи лечь в свою мягкую, чистую, свежую постель и заснуть крепким, почти детским сном без мыслей, без раздумий, ах как славно…

Вареников знал, что многие врачи недолюбливали его, некоторые, вроде той же Зои Ярославны, просто не выносили на дух. Но это, в сущности, мало его трогало. Я вам не нравлюсь? Что ж, ничем не могу помочь, какой есть, таким и останусь, а ваше дело терпеть меня, сколько возможно!

И его терпели, — что еще оставалось делать? В советском учреждении очень трудно уволить человека, если он не совершил никаких должностных нарушений. А за плохие человеческие качества, за душевную глухоту, за откровенный эгоизм и равнодушие ко всему человечеству по закону увольнять не положено.

Примерно за неделю до выписки Маргариту Валерьяновну перевели в другую палату. Было это так: Вершилов уехал в Таллин, на конференцию, организованную местным обществом терапевтов, Зоя Ярославна была больна, подхватила грипп, доктор Самсонов тоже заболел, и потому заместителем Вершилова на этот раз стал доктор Вареников.

И доктор Вареников распорядился — перевести больных из двухместного бокса в пятиместную палату номер двадцать.

С того все и началось.

Спустя два дня во время пятиминутки доктор Вареников доложил: в боксе находится тяжелый больной Ткаченко Ростислав Олегович пятидесяти четырех лет. И доктор Вареников зачитал целый перечень различных хвороб, донимавших Ткаченко: бронхиальная астма, панкреатит и язва желудка.

— Ну и ну, — сказала Зоя Ярославна, впервые появившаяся после гриппа. — Такой букет болезней надо уметь заработать. Кто он, к слову?

Доктор Вареников перелистал страницы истории болезни.

— Тут вроде бы ничего не написано.

— Ну и ну, — повторила Зоя Ярославна. — Сколько хвороб накинулось на одного. Вот бедняга, право…

Елизавета Карповна не спорила, не протестовала, когда ее перевели в другую палату. Но Маргарита Валерьяновна, по выражению Вики, просто взвилась.

Сперва ринулась к главврачу, не застала его. Тогда примчалась обратно, в свое отделение, и тут ей возле палаты встретилась Зоя Ярославна.

— Доктор, постойте! — воскликнула Маргарита Валерьяновна, схватила Зою Ярославну цепкими, пухленькими пальчиками. — Постойте, послушайте: что же это такое творится? Нас выселили — и куда? В пятиместную палату. Почему? За что такая бессмысленная дискриминация? За какие грехи? Объясните наконец!

— Дело в том, что ваш бокс понадобился тяжело больному… — начала Зоя Ярославна, но Маргарита Валерьяновна неистово закричала:

— Тяжело больной? А я легкая больная? А моя соседка, которой осталось жить пять минут, тоже, значит, обыкновенная симулянтка?

— Тише, — остановила ее Зоя Ярославна, оглянулась, плотнее прикрыла за собой дверь. — Ваша соседка может услышать…

— И пускай, — бушевала Маргарита Валерьяновна. — Пусть все слышат! Я так этого дела не оставлю, я до министра дойду! До самого Центрального Комитета, я все скажу, всю правду…

К ней подошла Клавдия Петровна, молча поднесла мензурку с валериановыми каплями.

— Выпейте, успокойтесь, — сказала, но Маргарита Валерьяновна, разъярившись, оттолкнула ее руку:

— Оставьте меня! Я тяжелобольна, у меня полное смещение печени, сосудистые спазмы, диафрагмальная грыжа, панкреатит, подагра и полное отсутствие аппетита, так что я, по-вашему, здоровая?.