-- Ну и хорошо, -- ответил тот, внимательно выслушав доктора. -- Завтра
комиссия приезжает... Ему, оказывается, вышку дали, а полных придурков не
шлепают... Так что вы уж порадейте, чтоб он, понимаете, показался нашим
гостям более или менее нормальным.
-- Я умоляю вас, -- Ливин прижал свои девичьи руки к старческой груди,
-- я вас умоляю, Роман Евгеньевич! Этого зэка нужно спасти! Я работаю с ним
во имя науки! Нашей, русской, науки! Он может опрокинуть всю диагностику,
которая была раньше! Молю, вас, Роман Евгеньевич!
-- Товарищ военврач, -- сухо отрезал начальник, -- вы мое приказание
слышали? Слышали. Извольте исполнять... Советский народ, понимаете,
строитель коммунизма, терпит нужду, еще не всюду живут так, как мы того
хотим, а нам, понимаете, с придурочными контриками цацкаться, которые пищу
рабочего класса жрут?!
...Дождавшись, когда персонал ушел по домам и остались одни лишь
надзиратели, Ливин заглянул в камеру Александра Исаева:
-- Санечка, завтра к тебе приедут разные люди, -- прошептал он. --
Будут спрашивать тебя... Так ты молчи, Санечка, ладно? Ты молчи! Молчи, как
раньше! К тебе плохие люди придут, ты им не верь, на вопросы не отвечай,
понял меня, сынок?
-- Я не твой сынок, -- так же тихо ответил Александр Исаев, -- у меня
папочка есть, он красивый и очков не носит...
Доктора Ливина арестовали на рассвете -- камера Исаева-младшего
прослушивалась.
...Члены комиссии, прибывшие утром, внимательно, ознакомились с
историей болезни зэка 187-98/пн, затем вызвали Александра Исаева в комнату,
залитую солнцем, предложили сесть; он, глядя на них непонимающим взглядом,
стоял молча.
-- Санечка, вы ведь уж и говорить начали, -- копируя манеру
арестованного Ливина, ласково начал старший комиссии. -- Ну-ка, расскажите и
нам что-нибудь интересненькое...
Александр Исаев стоял неподвижно, стараясь удержать в себе не столько
шепот Ливина, сколько его молящие глаза, в которых ему почудились капельки,
-- кап-кап, кап-кап, дождик, лей, грибочки, растите скорей... Лизань-ка...
Это в пионерлагере пела Лизанька...
-- Ну, Санечка, мы ждем, -- по-прежнему ласково и неторопливо продолжал
председатель комиссии. -- Мы ведь хотим выписать тебя... Отпустить домой...
К родителям, если твое дело действительно пошло на поправку...
Доктор Ливии считает, что ты уж совсем поправился...
Александр Исаев по-прежнему стоял неподвижно, смотрел сквозь этих
людей, ворошивших какие-то бумаги, и не произносил ни единого слова.
Тогда председатель комиссии, довольно молодой военврач, осторожно, с
долей брезгливости, повернул черный рычажок под столом -- терпеть не мог
отечественной техники, непременно подведет в самый важный момент.
В комнате послышалось завывание ветра, далекий треск морзянки и чьи-то
размытые слова, набегавшие друг на друга. |