|
Он несколько растерялся после недавнего разговора с Комуровым потому еще, что тот поинтересовался: "Ты твердо убежден, что Исаев не гонит липу по поводу его рукописи, хранящейся в банке?" Значит, и это навесили на него: если Исаев не лжет, удар придется именно по Лаврентию Павловичу -- бить есть по чему: именно тот приказал Шандору Радо после заключения договора о дружбе с Гитлером не проявлять активности; именно он запретил Шандору привлекать к работе Реслера, человека, имевшего прямую связь со штаб-квартирой фюрера, -- "провокатор и английский шпион". Именно он же, Берия, в панике, в шесть утра двадцать второго июня, когда началась война, подписал шифровку Радо: "Платите Реслеру любые деньги, только б работал!" И презрительный ответ Шандора: "Реслер работает не из-за денег, он не осведомитель, а борец против нацизма". А расстрел всех наших нелегалов, внедренных в Германию? Прекращение разведработы против гитлеровцев? Неважно, что приказал Сталин, -- подписал-то Берия... А дело Кривицкого? Исаев вполне мог с ним встречаться, а тот знал все о процессах тридцатых годов... В Испании он виделся с Орловым -- исчез, голубь, а работал в Центре, для него тайн нет... С Леопольдом Треппе-ром, "Большим шефом", контачил... С Сыроежкиным дружил, с Антоновым-Овсеенко... На кой черт Берия уступил кресло Абакумову?! Сам ведь ушел, никто не принуждал... Ах люди, люди, порождение крокодилов... Неужели нельзя жить дружбой? Открыто? Нараспашку?! Одно ведь делаем дело! Дело? Цела, усмехнулся Влодимирский; ставим спектакли в угоду Директору театра. Хорошо, допустим, я ввожу в комбинацию с Валленбергом и Исаевым моего Рата, сулю ему вторую звезду на погон и боевой орден... Но ведь Сталин дал честное слово Каменеву и Зиновьеву, что их не расстреляют, и дал его в присутствии Ворошилова, Ежова, Ягоды, Миронова... Ведь именно после этого у чекистов гора с плеч свалилась: никаких расстрелов не будет, речь идет лишь о политическом уничтожении троцкизма, кровь ветеранов большевистской партии не прольется... А ветеранов партии расстреляли через полчаса после того, как они кончили писать прошения о помиловании, -- на рассвете; день, говорят, был на редкость солнечный. И это узнали старики Дзержинского и взроптали: "Сталин -- лгун, ни одному его слову нельзя верить", и их стали косить из пулеметов... Тысячами... Десятками тысяч... "Ты это о чем?" -- грозно спросил он себя, как-то съежившись, -- такое слышал в себе впервые. И ответил: "Это я о Влодимирском, о тебе, дурак!" ...Он дважды прослушал запись разговора Исаева с Валленбергом и до конца убедился в том, что исповедь обоих -- предельно искренна, их надо немедленно освобождать, нет за ними никакой вины. |
