|
.. Но кто же колол Валленберга на этот самый "Джойнт"? Почему мне никто не докладывал об этом? Одно время с ним работал Рюмин, потом Рат... Рат -- мой, но он мне про это не говорил. Почему? Рюмин, судя по словам Комурова, теперь тоже будет нашим. Но и он молчит... Сталин расстреливал тех следователей, кто не мог справиться с людьми, арестованными по его приказу. Ну, хорошо, допустим, я вывожу на процесс Валленберга и его обличают Риббе, Штирлиц, Рат -- "введу его в комбинацию как "связника" из Лондона. Процесс против Каменева проводили в Октябрьском зале, ни одного пропуска по приказу Сталина не дали ни единому члену ЦК или ВЦИКа. Зал был забит работниками НКВД: согнали стенографисток, уборщиц, курьеров, надзирателей. А Пятакова судили при иностранцах. Почему пошли на такой риск? Где гарантии, что обвиняемые не начали бы орать в зал правду? Кто знает, как этого добился Ежов? Придется просить у Берия санкцию на ознакомление со спецпапкой... Даст ли? Ответы подсудимым писал Сталин, это известно, захочет ли Берия, чтобы я воочию в этом убедился? А что, если я проведу процесс, а меня после этого уберут, как убрали всех в НКВД, когда пришел Ежов, а потом Берия? Ведь тех, кто поставил гениальные спектакли, которых не было в истории человечества, перестреляли! Так и не ответив ни на один из этих вопросов, Влодимирский вызвал машину и отправился в Театр оперетты на площадь Маяковского. • Сначала он никак не мог сосредоточиться на шуточках старика Ярона, потом увлекся тем, как себя подавала Юнаковская; закрыл глаза, слушая арию, исполнявшуюся Михаилом Качаловым, постепенно спектакль захватил его, растворил в себе, успокоил. Выходя из подъезда, подумал: "Все же оперетта -- очень доброе искусство, дает надежду на выход из самых трудных положений, когда, кажется, трагическая развязка неминуема... Говорят, "легкий жанр"... Ну и замечательно, что легкий! В .операх или топятся, или помирают, чего ж в этом хорошего? Вот бы и назвать оперу -- "тяжелый жанр"..." Приехал домой, решив не возвращаться в контору, од^ нако жена сказала, что дважды звонил помощник, разыскивал. Влодимирский набрал номер, сухо поинтересовался: -- В чем дело? -- Гнедов ждет вас с черзвычайным сообщением. Гнедовым был следователь Сергей Сергеевич; прижимал к себе папку, в которой лежал лишь один конверт -- только что нашел на Центральном почтамте: письмо из Лос-Анджелеса некоему Максу Брунну от Грегори Спарка; обратный адрес, марки, все честь по чести. Влодимирский прочитал русский перевод: "Я пытался найти Вас и Пола повсюду. Я пишу туда, где, быть может, вы сейчас находитесь. |
