Но, надо сказать, я и для себя
старался. Я сам очень заинтересован в том, чтобы вы переехали. Если я
попрошу вас кой о чем, вы не откажете мне, а?
- Что вы хотите?
- Над вашей новой квартирой, на шестом этаже, есть комната с ходом от
вас, - так в ней поселюсь я, хорошо? Я старею и живу слишком далеко от моих
дочек. Я не стесню вас. Я просто буду жить там, каждый вечер вы будете
рассказывать мне про дочку. Вам это не будет помехой, а я услышу, когда вы
будете приходить домой, и скажу себе: "Он только что виделся с Фифиной. Он
ездил с ней на бал, она счастлива благодаря ему". Если я заболею, лучшим
лекарством для моего сердца будет слышать, что вы вернулись, двигаете
стулья, ходите. Ведь у вас в душе останется так много от Дельфины! Оттуда
мне два шага до Елисейских Полей, где мои дочки проезжают каждый день: я
буду видеть их постоянно, а то иной раз я прихожу слишком поздно. А может
быть, она и сама зайдет к вам! Я буду слышать ее голос, увижу, как она в
утреннем капоте бегает туда-сюда или грациозно ходит, словно кошечка. За
последний месяц она опять стала такой, какой была в девушках, - веселой и
франтихой. Душа ее исцеляется, и этим счастьем она обязана вам. О, для вас я
готов сделать невозможное! На обратном пути она мне только что сказала:
"Папа, я очень счастлива!" Когда они говорят мне чинно: "Отец", на меня веет
холодом, но когда они зовут меня папой, они мне представляются маленькими
девочками, они будят во мне лучшие воспоминания. Тогда я больше чувствую
себя их отцом. Мне кажется, что они еще не принадлежат никому другому.
Старик вытер глаза, он плакал.
- Давненько не слыхал я таких слов, давненько не брала она меня под
руку. Да, да, вот уже десять лет, как я не гулял рядом ни с одной из
дочерей. А как приятно касаться ее платья, подлаживаться к ее шагу,
чувствовать теплоту ее тела! Сегодня утром я водил Дельфину всюду. Ходил с
ней по лавкам. Проводил ее до дому. О, дайте мне пожить близ вас! Иной раз
вам понадобится какая-нибудь услуга, я буду под рукой. Ах, если бы этот
толстый эльзасский чурбан умер, если бы его подагра догадалась перекинуться
ему в живот, как счастлива была бы моя дочка! Вы сделались бы моим зятем, вы
стали бы открыто ее мужем. Она до сих пор еще не знает, что такое
наслаждения жизни, и так несчастна, что я прощаю ей все. Бог должен быть на
стороне любящих отцов. - Он умолк, а затем, покачав головой, добавил: - Она
вас любит очень, очень! По дороге она болтала все про вас: "Не правда ли,
папа, он хороший, у него доброе сердце! А говорит ли он обо мне?" От улицы
д'Артуа до пассажа Панорамы она мне насказала о вас всякой всячины.
Наконец-то Фифина говорила со мной по душам. В это счастливое утро я позабыл
о старости и чувствовал себя легким, как перышко. Я ей сказал, что вы отдали
мне тысячу франков. Ах, милочка моя! Она была тронута до слез. |