- Нет, Эрнест, иногда я лгала. Я изменила своему слову, но в таких
обстоятельствах, которые сильнее всех законов. Послушай, Эрнест, ты уж
большой и умный мальчик, ты, верно, замечаешь, что отец отталкивает меня,
гнушается моими заботами. А это несправедливо. Ты ведь знаешь, как я люблю
его.
- Да, мама.
- Бедный мой мальчик, - сказала графиня, проливая слезы. - Всему виной
злые люди, они оклеветали меня, задались целью разлучить твоего отца со
мною, оттого что они корыстные, жадные. Они хотят отнять у нас все наше
состояние и присвоить себе. Если б отец был здоров, наша размолвка скоро бы
миновала, он добрый, он любит меня, он понял бы свою ошибку. Но болезнь
помрачила его рассудок, предубеждение против меня превратилось у него в
навязчивую мысль, в какое-то безумие. И он вдруг стал оказывать тебе
предпочтение перед всеми детьми, - это тоже доказывает умственное его
расстройство. Ведь ты же не замечал до его болезни, чтоб он Полину и Жоржа
любил меньше, чем тебя. Все теперь зависит у него от болезненных капризов.
Его нежность к тебе могла внушить ему странные замыслы. Скажи, он дал тебе
какое-нибудь распоряжение? Ангел мой, ведь ты не захочешь разорить брата и
сестру, ты не допустишь, чтобы твоя мама, как нищенка, молила о куске хлеба!
Расскажи мне все...
- А-а! - закричал граф, распахнув дверь.
Он стоял на пороге полуголый, иссохший, худой, как скелет. Сдавленный
его крик потряс ужасом графиню, она остолбенела, глядя на мужа; этот
изможденный бледный человек казался ей выходцем из могилы.
- Вам мало, что вы всю жизнь мою отравили горем, вы мне не даете
умереть спокойно, вы хотите развратить душу моего сына, сделать его порочным
человеком! - кричал он слабым, хриплым голосом.
Графиня бросилась к ногам умирающего, страшного, почти уродливого в эту
минуту последних волнений жизни; слезы текли по ее лицу.
- Пожалейте! Пожалейте меня! - стонала она.
- А вы меня жалели? - спросил он. - Я дозволил вам промотать все ваше
состояние, а теперь вы хотите и мое состояние пустить по ветру, разорить
моего сына!
- Хорошо! Не щадите, губите меня! Детей пожалейте! - молила она. -
Прикажите, и я уйду в монастырь на весь свой вдовий век. Я подчинюсь, я все
сделаю, что вы прикажете, чтобы искупить свою вину перед вами. Но дети!..
Пусть хоть они будут счастливы... Дети, дети!..
- У меня только один ребенок! - воскликнул граф, в отчаянии протягивая
иссохшие руки к сыну.
- Прости! Я так раскаиваюсь, так раскаиваюсь, - вскрикивала графиня,
обнимая худые и влажные от испарины ноги умирающего мужа.
Рыдания не давали ей говорить, горло перехватило, у нее вырывались
только невнятные слова.
- Вы раскаиваетесь?! Как вы смеете произнести это слово после того, что
сказали сейчас Эрнесту! - ответил умирающий и оттолкнул ее ногой. |