Когда я
открыл ему, что я полковник Шабер, он расхохотался от всей души, и я молча
удалился, не вступая в дальнейшие объяснения. Я не забыл о штутгартском
сумасшедшем доме и, вспомнив о Шарантоне[338], решил действовать с
осторожностью. Узнав, где живет моя жена, я отправился к ней, преисполненный
самых радужных надежд. И что же! - произнес полковник, сдерживая гневное
движение. - Меня не приняли, когда я попросил доложить о себе под
вымышленным именем, и меня выставили за дверь, когда я явился под своей
собственной фамилией. Для того чтобы хоть мелком увидеть графиню,
возвращающуюся на рассвете с бала или из театра, я поджидал целыми ночами,
притаившись под воротами особняка. Мой взгляд пытался проникнуть в окно
кареты, вихрем проносившейся мимо меня, и лишь мгновение я видел женщину,
которая по праву принадлежит мне и теперь уже не моя. О, с этого дня я стал
жить одним мщением! - глухо вскричал старик, вскочив со стула. - Она знает,
что я жив, она получила от меня со времени моего возвращения два письма,
написанных моей собственной рукой. Она не любит меня! А я, я не знаю даже,
люблю ли я ее, или ненавижу! То я стремлюсь к ней, то проклинаю ее имя. Она
обязана мне своим состоянием, своим счастьем - и не пожелала помочь мне хоть
чем-нибудь. Подчас я не знаю, что мне с собой делать!
С этими словами старый полковник опустился на стул и снова впал в
оцепенение. Дервиль молча глядел на своего посетителя.
- Да, дело серьезное, - произнес он, наконец, почти машинально. -
Допустим даже, что подлинность бумаг, находящихся в Гейльсберге, будет
установлена, - это еще отнюдь не означает, что мы тут же выиграем процесс.
Ваше дело будет рассматриваться последовательно в трех инстанциях. Случай
ваш совершенно исключительный, и я хотел бы поразмыслить о нем на досуге.
- Сударь, - холодно сказал полковник, гордо вскидывая голову, - если я
паду в борьбе, я сумею умереть, но я умру не один.
Прежнего дряхлого старца как не бывало. Перед Дервилем был человек,
полный энергии, в глазах которого вспыхнул огонь страсти и мщения.
- Возможно, придется пойти на взаимные уступки, - сказал поверенный.
- На уступки?! - гневно спросил полковник Шабер. - В вопросе о том, жив
я или мертв?
- Сударь, - ответил поверенный, - я твердо рассчитываю, что вы во всем
будете следовать моим советам. Ваши интересы станут моими личными
интересами. В скором времени вы убедитесь, какое участие я проявляю к вашему
делу, почти не имеющему себе подобных в анналах юриспруденции. А сейчас я
дам вам письмо к моему нотариусу, и он будет выплачивать вам под расписку по
пятидесяти франков каждые десять дней. Вам не пристало ходить за деньгами
сюда. Если вы действительно полковник Шабер, вы не должны зависеть от
чьей-либо милости. Я оформлю эти суммы как долговое обязательство. |