Эжен вошел в столовую, пересек ее в
сопровождении лакея и, наконец, попав в первую гостиную, где и остановился у
окна, заметив, что оттуда виден двор. Ему хотелось посмотреть на этого
папашу Горио: был ли он настоящим папашей Горио? У Эжена забилось сердце: он
вспомнил страшные рассуждения Вотрена. Лакей ждал Растиньяка у дверей второй
гостиной, как вдруг оттуда вышел изящный молодой человек, досадливо сказав:
- Морис, я ухожу. Передайте графине, что я ждал ее больше получаса.
Этот нахал, - вероятно, пользовавшийся здесь особыми правами, - напевая
вполголоса итальянскую руладу, подошел к окну, где стоял Эжен, чтобы
разглядеть лицо студента и посмотреть во двор.
- Не изволите ли, господин граф, подождать еще минутку, графиня
закончила свои дела, - сказал Морис, возвращаясь к себе в переднюю.
Как раз в эту минуту папаша Горио вышел по черной лестнице к воротам.
Старичок расправлял свой зонтик и собирался его раскрыть, не обратив
внимания на то, что ворота открыты настежь и в них въезжает тильбюри,
которым правит молодой человек с орденом в петлице. Папаша Горио едва успел
отскочить назад, чтобы его не раздавили. Лошадь испугалась зонтика, кинулась
в сторону и понеслась к подъезду. Молодой человек в тильбюри обернулся и,
увидав папашу Горио, приветствовал его таким поклоном, каким скрепя сердце
изъявляют уважение к нужному ростовщику или навязанное обстоятельствами
почтение к запятнанному человеку, за что приходится потом краснеть. Папаша
Горио добродушно ответил дружеским кивком. Все это произошло молниеносно.
Обратив все свое внимание на этот эпизод, Эжен не замечал, что он в гостиной
не один, и вдруг услышал голос графини де Ресто.
- Как, Максим, вы уходите? - сказала она с упреком и некоторой досадой.
Прибытие тильбюри ускользнуло от внимания графини. Растиньяк круто
повернулся и увидел графиню: она была кокетливо одета в пеньюар из белого
кашемира с розовыми бантами, причесана небрежно, как это бывает у парижанок
по утрам; от нее шел аромат духов; она, наверно, приняла ванну, и красота
ее, так сказать смягченная, носила более чувственный характер, глаза
подернулись влагой. Взор молодых людей все видит, их чувства собирают
воедино все излучения женщины, как растение вбирает в себя из воздуха
необходимые для жизни вещества. Эжену не было надобности касаться рук
графини, чтобы почувствовать их молодую свежесть. Ее грудь розоватыми тонами
просвечивала сквозь кашемир и временами, когда чуть-чуть распахивался
пеньюар, немного обнажалась, приковывая к себе взор Эжена. Графиня не
нуждалась в помощи корсета, и только пояс подчеркивал стройность ее талии;
шея призывала к любви, а ножки в ночных туфельках пленяли красотой. Лишь в
тот момент, когда Максим взял ее руку, чтобы поцеловать, Эжен его заметил, а
графиня заметила Эжена.
- Это вы, господин де Растиньяк? Очень рада вас видеть, - сказала она
таким тоном, что умные люди сразу поняли бы, как надо поступить. |