- Эй вы, ко мне, на помощь!
Мадмуазель Мишоно вошла тихонько, молча поклонилась, молча села рядом с
тремя женщинами.
- Меня всегда пробирает дрожь от этой старой летучей мыши, - шепнул
Бьяншон Вотрену. - Я изучаю систему Галля[48] и нахожу у Мишоно шишки Иуды.
- А вы были с ним знакомы? - спросил Вотрен.
- Кто же с ним не встречался! - ответил Бьяншон. - Честное слово, эта
белесая старая дева производит впечатление одного из тех длинных червей,
которые в конце концов съедают целую балку.
- Это значит вот что, молодой человек, - произнес Вотрен, разглаживая
бакенбарды:
И розой прожила, как розы, только утро -
Их красоты предел[48].
- Ага, вот и замечательный суп из чеготорамы! - воскликнул Пуаре,
завидев Кристофа, который входил, почтительно неся похлебку.
- Простите, это суп из капусты, - ответила г-жа Воке.
Все молодые люди покатились со смеху.
- Влип Пуаре!
- Пуарета влипла!
- Отметьте два очка маменьке Воке, - сказал Вотрен. - Вы обратили
внимание на туман сегодня утром? - спросил музейный чиновник.
- То был, - сказал Бьяншон, - туман неистовый и беспримерный, туман
удушливый, меланхолический, унылый, беспросветный, как Горио.
- Гориорама, потому что в нем ни зги не видно, - пояснил художник.
- Эй, милорд Гоуриотт, это разговариуайт об уас.
Сидя в конце стола у двери, в которую входила подававшая прислуга,
папаша Горио приподнял голову и нюхал взятый из-под салфетки кусок хлеба, -
по старой коммерческой привычке, еще проявлявшейся иногда.
- Ну, по-вашему, не хорош, что ли, хлеб? - резко крикнула Воке,
покрывая своим голосом звон тарелок, ложек и голоса других.
- Наоборот, сударыня, он испечен из этампской муки первого сорта, -
ответил Горио.
- Откуда вы это знаете? - спросил Эжен.
- По белизне, на вкус.
- На вкус носа? Ведь вы же нюхаете хлеб, - сказала г-жа Воке. - Вы
становитесь так бережливы, что в конце концов найдете способ питаться
запахом из кухни.
- Тогда возьмите патент на это изобретение - наживете большое
состояние! - крикнул музейный чиновник.
- Полноте, он это делает, чтобы убедить нас, будто был вермишельщиком,
- заметил художник.
- Так у вас не нос, а колба? - снова ввязался музейный чиновник.
- Кол?.. как? - спросил Бьяншон.
- Кол-о-бок.
- Кол-о-кол.
- Кол-о-брод.
- Кол-ода.
- Кол-баса.
- Кол-чан.
- Кол-пик.
- Кол-рама.
Восемь ответов прокатились по зале с быстротою беглого огня и вызвали
тем больше смеха, что папаша Горио бессмысленно глядел на сотрапезников,
напоминая человека, который старается понять чужой язык. |