Она бросилась к ногам отца и мужественно заявила,
что была так настойчива лишь ради матери и безропотно подчинится его воле,
но умоляет его прочесть завещание покойницы; достала письмо и подала ему,
говоря самые трогательные, чудесные слова; даже не знаю, откуда они у нее
брались, видно их подсказал ей сам бог: такое вдохновение нашло на бедного
ребенка; я слушала ее и плакала, как дурочка. А знаете, как вел себя этот
ужасный человек? Он стриг ногти, письмо же, омоченное слезами бедной госпожи
Тайфер, швырнул на камин, сказав: "Хорошо!" Он хотел поднять дочь с пола, но
Викторина хватала и целовала его руки, а он их вырывал. Разве это не
злодейство? Тут вошел его дуралей-сын и даже не поздоровался с сестрой.
- Ведь это же чудовища! - воскликнул папаша Горио.
- Затем, - продолжала г-жа Кутюр, не обращая внимания на восклицание
старика, - отец и сын распрощались с нами, ссылаясь на спешные дела. Вот вам
и все наше посещение. По крайней мере он видел свою дочь. Не понимаю, как он
может отрекаться от нее, ведь они похожи друг на друга, как две капли воды.
Жильцы и нахлебники со стороны, прибывая друг за другом, обменивались
приветствиями и всяким вздором, который в известных слоях парижского
общества часто сходит за веселое остроумие, - его основой является
какая-нибудь нелепость, а вся соль - в произношении и жесте. Этот жаргон
непрестанно меняется. Шутка, порождающая его, не живет и месяца.
Политическое событие, уголовный процесс, уличная песенка, выходки актеров -
все служит пищей для подобной игры ума, состоящей в том, что собеседники,
подхватив на лету какую-нибудь мысль или словцо, перекидывают их друг другу,
как волан. После недавнего изобретения диорамы, достигшей более высокой
степени оптической иллюзии, чем панорама, в некоторых живописных мастерских
привилась нелепая манера добавлять к словам окончание "рама", и эту манеру,
как некий плодоносный черешок, привил к "Дому Воке" один из завсегдатаев,
юный художник.
- Ну, господин Пуаре, - сказал музейный чиновник, - как ваше
здоровьерама? - И, не дожидаясь ответа, обратился к г-же Кутюр и Викторине:
- Милые дамы, у вас горе?
- А будем мы обедать? Мой желудок ушел usque ad talones, - воскликнул
студент-медик Орас Бьяншон, друг Растиньяка.*В пятки (лат.).
- Какая сегодня студерама! - заметил Вотрен. - Ну-ка, подвиньтесь,
папаша Горио. Какого чорта! Вы своей ногой заслонили все устье печки.
- Достославный господин Вотрен, - сказал Бьяншон, - а почему вы
говорите "студерама"? Это неправильно, надо - "стужерама".
- Нет, - возразил музейный чиновник, - надо - "студерама", - ведь
говорится: "студень".
- Ха! Ха!
- А вот и его превосходительство маркиз де Растиньяк, доктор
кривдоведения! - Воскликнул Бьяншон, хватая Эжена за шею и сжимая ее, как
будто собирался задушить его. |