Тот отвечает, не задумавшись.

– Я никогда не вру, сэр.

Золтан сощуривает глаза и медленно опускает руку. Тотчас раздаётся такой громкий хлопок, что Хелла кривится.

Когда Хелла снова открывает глаза, деревянная кукла выглядит даже более сердитой, чем прежде. Его густые брови сдвинуты. Как так может быть, думает Хелла, это же деревянная кукла!

Рука снова поднимается, и он повторяет свой вопрос:

– Когда ты последний раз врал?

– Отвечай честно, Серж, – шипит Хелла. Ей совсем не хочется опять услышать этот болезненный звук.

Хелла читает табличку на серванте: правда – это свобода. Она подозревает, что Сержу нужно быть честным, или им не выйти из этой комнаты. А в этом-то и проблема, потому что её маленький брат редко говорит правду. Хеллу и её родителей это всегда раздражало. Он никогда не признаёт, что поступил нехорошо, как бы это ни было очевидно. Серж продолжает врать, не смущаясь.

Серж упирает руки в бока.

– Я сказал правду, я никогда не вру, сэр!

Хелла прижимает руки к ушам, но слишком поздно.

БАБАХ!

Звук пронзает барабанные перепонки, режущая боль доходит до самого желудка. И тут она слышит скрип и шарканье. Она поднимает глаза. Золтар вырос! Да, Хелла практически уверена в этом. Его тюрбан касается потолка серванта, в котором он сидит, а раньше так не было.

Серж пунцовеет. Его лоб наморщен, и он закусывает нижнюю губу, верный знак, что грядёт взрыв. Плач или гнев, одно из двух. Хелла прекрасно знает эти признаки.

– Серж, сейчас не время врать, пожалуйста, скажи правду, и тогда мы оба можем уйти отсюда.

– Когда ты последний раз врал? – спрашивает Золтар своим скрежещущим голосом.

Хелла нагибается, чтобы посмотреть младшему брату в глаза.

– Серж? – Она умоляюще смотрит на него. – Скажи правду, пожалуйста! Кажется, ты в последний раз соврал в машине по дороге в этот отель? Ты помнишь? Когда ты сказал маме с папой, что я сильно тебя ударила. Или вот только что, когда сказал, что тебе не страшно?

У Сержа делается неуступчивое выражение лица. «Ой-ой», – думает Хелла.

– Это была правда! Ты сильно меня ударила, и мне не страшно! – упрямо повторяет он.

БАБАХ!

От следующего бабаха Хелла чуть не падает. Она складывается пополам, уперев руки в колени, потому что её выворачивает наизнанку. Её мутит, но ничего не выходит, потому что она давно ничего не ела.

Тяжело дыша, она снова выпрямляется. Серж тоже не выглядит здоровым, он бледен, в глазах его стоят слёзы.

– Мне больно! – кричит он. – Прекрати это.

Пронзительный скрип заставляет Хеллу посмотреть на Золтара. Верх серванта разламывается, и прямо у неё на глазах деревянная кукла вырастает. Не только голова, весь её торс теперь прижат к стеклу. Сервант вот-вот разломится!

Хелла хватает брата за руку и отступает назад – как раз вовремя. На стекле появляются трещины, а затем оно раскалывается на тысячу кусочков. Осколки и щепки летят повсюду. От резкого запаха у Хеллы свербит в носу. Пахнет немного похоже на то, когда её мать применяет особенно едкое чистящее средство, от запаха которого Хелла долго не может отделаться и от которого у неё болит голова.

Она гадает, могут ли остальные видеть их, стала ли опять дверь прозрачной. Однако обернуться она не осмеливается; она должна смотреть в оба за куклой и защитить своего упрямого маленького брата. Если б он только сказал правду!

Золтар больше не заключён в серванте, и он сильно вырос. Он угрожающе смотрит на Сержа сверху вниз, снова задавая свой вопрос, и зловеще прибавляет:

– Последний шанс.

К своему ужасу, Хелла видит, что он держит в руке стеклянный шар, как будто собирается швырнуть им в них.