Еще они увидели над холодным и
темным и сонным городом, над мрачными башнями Исторического музея, над всей
этой неудавшейся Византией расплывшееся в морозных кольцах желтое пятно -
наше последнее, последнее, ну конечно последнее, о Господи, наше последнее
прибежище.
Положив Хвастищеву голову на плечо, горько плакала в ухо ему лейтенант
его милый, Тамарка.
- Ах, Радичек-голубчик, и вы, товарищ Патрик, ах-ах, как стыдно...
- Да что ты плачешь, Тамарка?
- Ах, как стыдно мне за этих стариков! Всю нашу организацию позорят,
сталинские выродки! Вы не думайте, товарищи, у нас далеко не все такие, и
много даже есть прогрессивной молодежи. Непременно, непременно поставлю
вопрос, вопрос на бюро, бюро...
- Не плачь ты, Тамарка! Хочешь на ручки, как Клара?
- Бю-бю-бю-ро-ро-ро, - бормотала она, засыпая на его плече, и веки ее,
утомленные секретной службой, смыкались, и малороссийские очи погружались в
гоголевскую ночь.
Он взял ее на руки, она была легка.
Хвастищев и Тандерджет медленно шли по пустынной Москве с девушками на
руках. Поземка хлестала их по ногам, головы припорашивал снег, носы щипал
мороз, но животам было тепло от женских тел и потому хорошо.
- Ах, чтоб мне провалиться на этом месте!
- Ну, что ты там кряхтишь?
- Да ведь я же назвал его по имени-отчеству, и он отозвался!
Как я назвал его, не помнишь?
- Не притворяйся, старик!
- Клянусь, я забыл, все вылетело из головы. Клянусь памятью Тольки фон
Штейнбока- ты помнишь, я тебе о нем говорил?
Клянусь памятью золотоволосой Алисы - я тебе о ней рассказывал или нет?
- У тебя сейчас другая баба на руках.
- Ах да, прости. Слушай, я не могу успокоиться - где я видел этого
старпера?
- Ты мне надоел! И этот мороз мне надоел, вечный союзник трудового
народа. У вас надо пить в три раза больше. Я дико трезвею! В твоей лавке
есть выпивка?
- Может, и есть полбутылки... не уверен...
- Не знаю ни одного русского, у которого был бы в доме запас алкоголя.
Все выпиваете сразу, сволочи!
- Нет, так Ивана пошлем. Да вон он едет! Ваня! Ваня!
Желтая патрульная машина с фиолетовой мигалкой на крыше вынырнула из
снежной мглы, и в окне ее появилось жизнерадостное бандитское лицо старшины
милиции Ивана Мигаева.
- А, скульптор! Чувих несете? - спросил он.
- Ваня, будь другом, возьми у меня из кармана деньги и съезди за
водкой!
Дважды просить себя старшина Ваня не заставил, помчался под светофорами
сквозь снежные вихри к Казанскому вокзалу.
Сон в летнюю ночь после четырех бутылок
"Экстры", привезенных старшиной Иваном
Мигаевым с Казанского вокзала в студию
скульптора Радия Аполлинариевича Хвастищева
В ту ночь я прибыл по распределенью в районный центр. |