Все вернется, Адам.
— Но я никогда не буду прежним. Не физически, нет, — уточнил он, заметив, что она уже готова возразить. — Я никогда не смогу воспринимать жизнь, людей, да многое, как прежде.
— Не спорю, Адам, к себе, прежнему, ты уже не вернешься никогда. Более того, когда-нибудь ты, может статься, еще спасибо скажешь, что с тобой это произошло. — Встав с шезлонга, она подошла к его креслу. — Честно говоря, чемпион, — продолжила она гораздо более мягким тоном, — вся эта философия меня утомила. Не отправиться ли нам баиньки, а?
— Я не устал.
— Не спорь, Адам! Что ты делаешь?
С силой и проворством, которых она не ожидала, он протянул руку за кресло, схватил ее и перетащил, увлекая к себе. Она тяжело плюхнулась ему на колени. Обхватив руками, он сомкнул их, поймав ее как в капкан.
— Что я делаю? — переспросил он игриво. — Не поняла? Соблазняю тебя.
Его слова заставили ее затрепетать, но она сурово оборвала его:
— Ты же мог причинить себе боль. Подобная порывистость весьма пагубна для тебя.
— И вовсе это не порыв. Я жажду уже не первый день.
— Чего?
Он приблизился к ней и отдался поцелую. Что-что, а уж целоваться он умел. Начиная с Ариэль Давенпорт и кончая Лукрецией фон… как ее там, он, несомненно, приобрел большой опыт в этом деле. Слегка прикоснулся к ее губам, а затем нежно всосал их, постанывая от наслаждения. Жадным, энергичным, но совсем не агрессивным языком он проникал все глубже, мягко и восхитительно.
Вторя призыву, застывшему в его горле, Лайла ответила на поцелуй. Но отдавая себе отчет в недозволенности происходящего, с трудом оторвалась от него.
— Нет, Адам.
— Да. — Его ненасытный полураскрытый рот заскользил по ее изогнутой шее.
— Это вовсе не входит в мой курс лечения.
— Но входит в мой.
Его прерывистый шепот выдавал нетерпение.
Он обнял ее и, не переставая целовать, расстегнул застежку. Лифчик упал ей на колени. Медленно наклонившись, он коснулся щекой ее груди, затем другой и, томно втягивая свежесть женского тела, зарылся в нежную ложбинку. Из груди Лайлы вырвался какой-то неопределенный звук, стон наслаждения или сожаления или бессловесное признание вины. А может быть, все вместе.
— Адам, пожалуйста, прекрати. Что ты творишь… Ты не понимаешь…
— Понимаю, еще как понимаю… — Он слегка прикусил мягкую округлость, а потом поцеловал небольшую родинку на груди, неистово впиваясь губами в ее плоть.
— Ты хочешь меня лишь потому, что я рядом.
— Я просто хочу тебя.
— Потому что зависишь от меня.
— Потому что ты чертовски сексуальна.
— Ты уже целовал меня.
— Это был не поцелуй, а обида.
— Ты и сейчас досадуешь. Все развивается четко по схеме. Сначала ярость, потом слепое влечение. Ты смешиваешь зависимость с желанием.
— Я никогда ни с чем не путаю желание, Лайла. — Он принялся, поддразнивая, губами теребить ее сосок, от чего по коже девушки пробежали мурашки.
Она застонала, когда он заработал языком быстрее.
— Не надо, прошу тебя, хватит.
Не вняв ее слабой мольбе, Адам зажал губами набухший бугорочек и ласково, с нескрываемым блаженством, пососал.
— А ты сладкая, Лайла, — произнес он, касаясь губами второй груди. — Ты везде такая сладкая?
Она вцепилась ему в волосы, намереваясь оторвать его от себя, но не смогла себя заставить. Прикосновение его теплого, влажного рта доставляло ей неизъяснимое наслаждение, неведомое ей доныне и ни с чем не сравнимое. |