— Это ненормально, Адам, это огромная ошибка.

— Тогда почему ты мне позволяешь… — Откинув голову, он заглянул в ее встревоженные глаза.

— Не знаю, — произнесла она в ответ, отчаянно и смущенно. — Не знаю.

Он коротко поцеловал ее в губы.

— Потому что ты так же сильно хочешь, чтобы тебя целовали, как сильно я хочу целовать. И не обманывай, я не поверю.

Он вновь припал к ее губам, а руки завладели ее грудью. Большими пальцами он легонько ласкал ее соски, еще хранившие влагу его поцелуев.

Вконец ослабев, Лайла положила руки ему на плечи. Его обнаженный торс, такой знакомый на ощупь, буквально обжигал, источая страсть и нетерпение. Ей безумно захотелось обвить руками его шею, почувствовать прикосновение его мягких волос на груди своим обнаженным телом, но она устояла.

Взор ее затуманился, разум отказывался понимать происходящее, профессиональный долг призывал ее очнуться, взять себя в руки, подавить все эмоции.

Лайла оттолкнула его и вскочила. И тут же наклонилась, чтобы поднять упавший лифчик, затем повернулась к нему спиной и надела. Накинула на себя пляжный халатик, плотно запахнув его.

Не говоря ни слова, отстраненно, сколько возможно отстраненнее, в то время как ее губы еще трепетали восторгом его поцелуев, а грудь горела негой его прикосновений, Лайла взялась за кресло и повезла Адама с террасы. В комнате она молча помогла ему перебраться в кровать. Лишь после этого она осмелилась поднять глаза.

— Я в ужасе от того, что произошло.

— Ты разрумянилась от этого… и вспотела.

Она коротко и беззвучно вздохнула, закрыла глаза и помотала головой, пытаясь избавиться от мысли, что это правда.

— Забудем о том, что случилось.

— Только посмей.

— Притворимся, что ничего не было.

— Как бы не так.

— Больше это не повторится.

— Черта с два!

— Ах так, я сразу же уеду.

— Лгунья.

— Спокойной ночи.

— Приятных сновидений.

Она прошла в собственную комнату.

По-прежнему чувства переполняли ее. Лунный свет, словно расплавленное серебро, струился через окно и падал к ее ногам бесплотным великолепием. Осторожно присев на самый краешек кровати, она склонилась над ним, как над омутом, обхватив голову руками.

Невидящим взглядом она смотрела прямо перед собой, как сомнамбула, подняла руку и пальцами провела по губам. Они слегка распухли. Она облизнула нижнюю губу и ощутила вкус Адама.

Закрыв глаза, она невольно глухо застонала. Как же так, как вообще это могло случиться, в самом деле, всерьез, да еще и с ней! Она готова была биться об заклад на что угодно, что никогда не позволит себе никаких эмоций с пациентом. Это правило выведено на первой странице записной книжки каждого физиотерапевта.

И тем не менее это она сидит здесь, ее чувства обострены, ее нервы напряжены, и ничего с этим не поделаешь.

Ничего подобного раньше не приключалось. Да, ей нередко приходилось иметь дело с нахальными приставаниями. Не одна рука пыталась залезть к ней под юбку, пока она делала массаж. Десятки влюбчивых больных, уверивших себя, что увлечены ею, потому что она слишком близка к их телу, пытались и щупать, и лапать ее. Она отражала эти непрошеные приставания, считая их всего лишь профессиональным риском и сразу же забывая о них.

Но этого не забыть. По крайней мере, не скоро, если вообще забудется. Хотелось бы заставить себя поверить в то, что ничего особенного не произошло. Или хотя бы приуменьшить силу воздействия. Но все это было. И слишком сильны ощущения.