Знаешь, я больше не желаю слушать твою ложь. И мне не нужна твоя проклятая жалость.
Подперев кулачками бока, Лайла произнесла:
— Слушай, чемпион, есть только один способ проверить, лгу я или нет.
Резким движением она стянула с него шорты и села на него. Положив руки ему на грудь, близко наклонилась и прикоснулась к его губам.
— Давай попробуй. — Она поцеловала его крепко, по-настоящему. — Давай, Кэйвано. Давай же! — Опустив голову, она уткнулась ему в грудь, потом, раскрыв губы, захватила сосок. Он негромко ругнулся и обеими руками схватил ее за волосы. Но не оттолкнул, даже когда она чуть прикусила сосок. — Давай же!
И не успела она выдохнуть эти слова, как он приподнял ее за бедра и посадил на себя. Он сделал это довольно грубо. Преграда. Короткий вскрик боли. Он замер.
— О Боже, Лайла, прости!.. — Лицо его выражало одновременно и раскаяние, и недоумение. — Я не хотел… Не понимаю, как… Это… Ты действительно… Почему ты мне не сказала?
— Я сказала. — Она заглянула ему в глаза. — Это правда, ты первый. И теперь ты в этом убедился. Если ты сейчас прекратишь, я убью тебя.
Его губы тронула улыбка, и он сочувственно и нежно погладил ее по щеке.
— Правда?
— Да. — Она запнулась. — Но только я не могу смотреть на тебя во время этого. Это так… и…
— Лайла!
— Что?
— Замолчи.
Он привлек ее к себе, чтобы поцеловать. И ни на минуту не останавливался, в то время как руки его ласкали ее грудь, спину, ноги. Она отвечала его малейшим движениям, откликалась на его шепот, пока наконец, захлебнувшись от наслаждения и восторга, не почувствовала уже без всякой боли, как он полностью проник в нее.
Он продолжал руководить ею. Нежное прикосновение, направляющая рука, ласковые слова. Любовное упоение. Любовный лепет, волнующий и возбуждающий. И так, пока все не смешалось и они не слились в любовном экстазе.
Казалось, рушились и распадались на куски основы мироздания. Она повторяла его имя. Он звал ее. Умиротворенная и совершенно без сил, она рухнула на него, не в состоянии даже шевельнуться. Он еще продолжал бесцельно ласкать ее, совершенно мокрую от пота, но, уткнувшись в его плечо, она могла лишь счастливо улыбнуться. Прошло довольно много времени, прежде чем она снова ожила и подняла голову. Адам широко улыбался.
Она зарделась и сказала:
— Ну что же, для начала неплохо.
— …Все, что я сообразил, так это то, что мы скользим и я не в состоянии ничего изменить. Я искал хоть что-нибудь, за что можно уцепиться, но цеплялся за воздух. Твердил себе: «Ну же, Адам, сделай что-нибудь. Останови это. Не допусти, чтобы это произошло». Но оказался бессилен.
— И это бессилие ты возненавидел.
— Да. — Адам вздохнул, рассеянно перебирая пальцами волосы Лайлы, золотом рассыпавшиеся по его груди. — Помню, как услышал крик Пьера. Или это был Алекс. А может быть, кричал я сам. Потому что, как мне потом сказали, они оба умерли мгновенно.
— Тебе было больно?
Уже одно то, что они говорили о несчастном случае, тоже было частью лечения. И как бы ему не хотелось вспоминать об этом, Лайла заставляла его выговориться.
— Да нет, не думаю. Не помню, чтобы тогда мне было больно. Может быть, это шок.
— Возможно.
— Я то приходил в сознание, то терял его. И нигде не видел своих друзей, помню, что звал их, но ответа не было. Кажется, я плакал.
Она крепко обняла его.
Он перевел дух, прежде чем продолжить:
— Помню вертолет, увозивший меня в больницу. |