– Может, он и гордый, – ответил торговец, – но я не жесток. Зачем мне делать ему неприятное? Об этом позаботится время. Начнется война – увидим.

– Возможно, – сказал другой торговец.

Над островным городом Тороном – столицей Томорона, транзитная лента спустилась с обычного курса и пошла между башнями, среди высоких шоссе, и, наконец, пересекла почти голый бетон, окаймленный длинными блоками ангаров. Несколько воздушных кораблей только что прибыли. У пассажирских ворот люди ждали прибывших, столпившихся за изгородью.

Среди ожидавших был молодой человек в военной форме. Щетка рыжих волос, темные глаза, казавшиеся еще темнее от бледности лица, бычья сила в ногах, спине и плечах бросались в глаза с первого раза, а со второго – несоответствие между майорскими нашивками и его молодостью. Он жадно следил за пассажирами, идущими к воротам.

– Тумар! Я здесь.

Он ухмыльнулся, нахально пробился сквозь толпу, остановился, смущенный и счастливый, перед девушкой.

– Я рада, что ты пришел, – сказала она. – Пойдем, проводишь меня к отцу.

Ее черные волосы падали на широкие восточные скулы, странный рот улыбался.

Тумар покачал головой. Они пошли рука об руку, сквозь толпу.

– Нет? Почему нет? – спросила она.

– У меня нет времени. Я улизнул на часок, чтобы встретить тебя, и через сорок минут должен быть в Военном министерстве. У тебя есть чемоданы? – Кли подняла вверх счетную линейку и записную книжку.

– Я путешествую налегке.

– Что это? – он указал на рисунок, зажатый между линейкой и обложкой книжки.

Она протянула ему сложенный листок... Сверху был рисунок. Тумар нахмурился, пытаясь понять формы и их значения. Внутри было стихотворение, заставившее его нахмуриться еще сильнее.

– Я мало понимаю в таких вещах.

– Посмотри, – настаивала она. – Стихотворение написано школьником. Я его не знаю, но он написал несколько стихов вроде этого. Кто‑то сказал мне, что рисунок сделала подружка мальчика, Ренна... какая‑то.

Тумар медленно прочел стихотворение и пожал плечами:

– Совершенно не понимаю такого. Но оно... странное. Насчет глаза в языке мальчика... мне тоже от этого как‑то не по себе.

Тумар снова поглядел на рисунок. Из‑за зубов и искаженных криком губ проглядывал странный ландшафт.

– Я... не понимаю, – повторил он недовольно, быстро вернул рисунок и тут же осознал, что хотел бы еще раз взглянуть на него и перечитать снова. Но Кли вложила стихи в блокнот.

– Странно, – сказала она, – как раз перед отъездом из Островного университета я слышала, что мальчика исключили за мошенничество на экзамене. Вот теперь и не знаешь, что делать с двумя кусками информации о человеке.

– Какими двумя?

– Один кусок из его стихотворения, второй – его изгнание. Они упали в случайном порядке, и непонятно, как их соединить.

– Мы живем в смутное и беспорядочное время, – сказал Тумар. – Народ начинает мигрировать по всему Томорону. Да еще эта подготовка к войне. Ну, ладно, раз у тебя нет багажа, я, пожалуй, вернусь в Министерство. У меня куча работы.

– В следующий раз я буду с чемоданом. Я предполагаю вернуться в университет на летние занятия, поэтому ничего не везу домой, – она помолчала. – Ты не слишком занят? Придешь на вечер, который папа устраивает сегодня для меня? Тумар пожал плечами.

– Тумар?

– Да?

У него был низкий голос, и при печали спускался до тонов звериного рычания.