|
- То-то и оно! Сегодня она тебе предпочтение отдает, потому что влюблена в твою славу, но если ты уедешь, а он здесь останется, а он, шельма, останется наверняка, уж это я точно знаю, ведь сейчас не война, и неизвестно... - Баська огонь! Пусть идет за Нововейского, от души ему желаю, он малый славный. - Михал, брат! - воздев руки к небу, воскликнул Заглоба. - Сжалься, подумай только, какие это были бы солдаты. - Знал я двух братьев из семейства Баль, матушка их в девичестве Дрогоевская, и тоже оба солдаты были отменные, - простодушно отвечал маленький рыцарь. - Ага! Вот я тебя и поймал! Стало быть, вон куда метишь? - воскликнул Заглоба. Володыевский смешался до крайности. Стараясь скрыть смущение, он долго подкручивал ус и наконец сказал: - О чем ты говоришь, сударь? Я никуда не мечу, но, когда я Басю с ее мальчишескими выходками вижу, мне тотчас же приходит на ум Кшися - женских добродетелей кладезь. Говоришь об одной, и невольно вспоминаешь другую, ведь они неразлучны. - Ладно, ладно! Да благословит вас господь - тебя и Кшисю, хотя клянусь, будь я моложе, насмерть бы в Басю влюбился. Если и война случится, такую жену можно не оставлять дома, а с собой в поход взять. Она и в шатре тебя согреет, а коли придется, то и одной рукой из пистолета палить сумеет. А уж честная, порядочная! Ах, гайдучок ты мой милый, не поняли тебя и черной неблагодарностью отплатили, но уж я, кабы скинуть мне эдак годков двадцать - тридцать, уж я знал бы - кому в моем доме быть хозяйкой! - Басиных достоинств я не умаляю! - Но ведь ей ко всем ее достоинствам еще и муж нужен! Вот о чем речь! А ты предпочел Кшисю! - Кшися мне друг. - Друг, а не подруга? Уже не потому ли, что у нее усы? Я - твой друг, Скшетуский, Кетлинг. Тебе не друг, а подруга нужна. Скажи это себе ясно, не напускай тумана. Больше всего на свете бойся друга из хитроумного женского племени, даже если у него усики: или он тебя предаст, или ты его. Черт не дремлет и всегда рад встрять меж такими друзьями. Примером тому Адам и Ева, кои до того дружны были, что Адаму дружба эта поперек горла стала. - Сударь, не смейте оскорблять Кшисю! Этого я не потерплю! - Да бог с ней, он ее добродетелей свидетель! По мне, так лучше гайдучка не сыщешь! Но и Кшися девка хоть куда! Я и не думал ее оскорблять, но только одно скажу: когда ты с ней рядом, у тебя так горят щеки, словно тебя кто щиплет, и усы шевелятся, и на голове хохолок торчит, ты и сопишь, и каблучками постукиваешь, и дышишь тяжко, с ноги на ногу переступаешь, словно нетерпеливый конь, а это все страстей верные signa <Приметы (лат.).>. Болтай кому хочешь, что это дружба, у меня свои глаза есть. - Видят то, чего нет и в помине... - Ах, если бы я заблуждался! Если бы ты о моем гайдучке помышлял! Покойной ночи, Михал! Гайдучка бери в жены, гайдучка! Гайдучок всех краше! Бери, бери гайдучка!.. Сказав это, пан Заглоба встал и вышел из комнаты. Пан Михал всю ночь ворочался с боку на бок, не мог уснуть, мысли разные ему покоя не давали. Все ему чудилось лицо панны Дрогоевской, ее глаза с длинными ресницами, пушок над верхней губой. Иногда нападала на него дремота, но видения не отступали. Просыпаясь, он думал о словах Заглобы и о том, как редко изменял этому человеку здравый смысл. |
