Побалагурив часок, он ушел к себе. Кшисино сердце забилось тревожней.
Но какое же ждало ее разочарование! Михал вскочил и вышел с ним вместе.
“Полно, скоро вернется”, - подумала Кшися.
И, натянув на маленькие круглые пяльцы шапку, подарок Михалу на дорогу, стала золотом вышивать ее.
Но, впрочем, она то и дело поднимала голову и поглядывала на гданьские часы, что стояли в углу гостиной и важно тикали.
Прошел час, другой, а рыцаря не было.
Панна положила пяльцы на колени и, скрестив руки, заметила вполголоса:
- Робеет, но, пока с силами соберется, наши, того и гляди, нагрянут, так мы ничего друг другу и не скажем. А то и пан Заглоба проснется.
В эту минуту ей и впрямь казалось, что они должны тотчас объясниться, а Володыевский все медлит, и объяснение может не состояться. Но вот
за стеной послышались шаги.
- Он тут недалече, - сказала панна и снова с усердием склонилась над вышивкой.
Володыевский и в самом деле был за стеною, в соседней комнате, но войти не смел, а тем временем солнце побагровело и стало клониться к
закату.
- Пан Михал! - окликнула его наконец Кшися.
Рыцарь вошел и застал Кшисю за вышиваньем.
- Вы звали меня, сударыня?
- Подумала, не чужой ли кто бродит? Вот уже два часа, как я здесь одна.
Володыевский придвинул стул поближе и уселся на краешек.
Прошла еще минута, показавшаяся вечностью; Володыевский молчал и шаркал ногами от волнения, пряча их под стул, да усы у него вздрагивали.
Кшися отложила шитье и подняла на него глаза; они глянули друг на друга и в смущении потупились...
Когда Володыевский снова взглянул на Кшисю, лицо ее освещало заходящее солнце, и она была чудо как хороша. Завитки ее волос отливали
золотом.
- Покидаете нас, сударь? - тихо спросила она Михала.
- Что делать?!
И снова наступило молчание, которое нарушила Кшися.
- Я уж думала, вы сердитесь на меня, - тихонько сказала она.
- Жизнью клянусь, нет! - воскликнул Володыевский. - Коли так, я бы и взгляда вашего не стоил. Но клянусь, не было этого!
- А что было? - спросила Кшися, подняв от шитья взгляд.
- Вы знаете, сударыня, я всегда правду говорю, любой выдумке ее предпочитая. Но каким утешеньем были для меня ваши слова - этого выразить
не сумею.
- Дай бог, чтобы всегда так было, - сказала Кшися, сплетая руки на пяльцах.
- Дай бог! Дай бог! - отвечал пан Михал с грустью. - Но пан Заглоба... как на духу говорю вам, сударыня... пан Заглоба сказывал, что дружба
с лукавым племенем многие опасности таит. Она подобна жару в печи, что лишь подернут золою, вот я и поверил в опытность пана Заглобы, и - ах,
прости, сударыня, простака солдата, кто-нибудь наверное поискусней бы фортель придумал, а я... я пренебрегал тобою, хотя и сердце истекало
кровью, и жизнь не мила...
Сказав это, пан Михал зашевелил усиками с такой быстротою, какая и жуку недоступна.
Кшися опустила голову, и две крохотные слезинки одна за другой скатились по ее щекам.
- Коли вам, сударь, так покойнее, коли родственные мои чувства для вас помеха, я их от вас скрою. |