Изменить размер шрифта - +

     - Тогда спрошу смелее - о чем шла речь?
     - О любви! - выпалила, не задумываясь, Бася.
     Кетлинг сел рядом с Кшисей. Минуту они молчали, потому что Кшися, обычно умевшая поддержать беседу и светский тон, в присутствии этого

рыцаря как-то странно робела. Наконец он сказал:
     - Правда ли, разговор шел о столь возвышенном предмете?..
     - Да! - тихим голосом отвечала панна Дрогоевская.
     - Я был бы счастлив услышать ваши мысли на сей счет, сударыня.
     - Простите, сударь, мне и смелости, и ума на такой ответ не хватит. Тут, пожалуй, за вами первое слово.
     - Кшися права! - вмешался Заглоба. - Говори же!..
     - Ну что же, спрашивайте, сударыня! - отвечал Кетлинг.
     Он устремил взор к небесам, задумался, а потом, не дожидаясь вопросов, заговорил тихо, словно сам с собою беседуя:
     - Любовь - тяжкое бремя: свободного она делает рабом. Как птица, пронзенная стрелой, падает к ногам охотника, так и человек, сраженный

любовью, припадает к стопам любимой. Любовь - это увечье, человек как слепец, кроме нее, ничего вокруг не видит...
     Любовь - это грусть, ведь когда еще мы проливаем столько слез и вздыхаем так тяжко? Кто полюбил, тому на ум нейдут ни наряды, ни танцы, ни

охота, ни игра в кости; он часами сидит, обняв колени, и тоскует так тяжко, будто близкого друга лишился.
     Любовь - это болезнь, ведь влюбленный бледен лицом, под глазами у него тени, в руках дрожь, он худ, помышляет о смерти или бродит как

безумный, с нечесаными кудрями, сто раз на песке милое имя пишет, а когда имя сдует ветер, говорит: “Несчастье!..” и заплакать готов...
     Тут Кетлинг на мгновенье умолк. Кто-нибудь сказал бы, что он погрузился в раздумья. Кшися слушала его слова как музыку, всей душой. Ее

оттененные темным пушком губы были приоткрыты, а очи устремлены на рыцаря. Волосы лезли Баське на глаза, трудно было догадаться, о чем она

думает: но она тоже молчала.
     Вдруг пан Заглоба громко зевнул, засопев, вытянул ноги и сказал:
     - Из такой любви шубы не сошьешь!..
     - И все же, - продолжал снова рыцарь, - хотя любить тяжкий труд, без любви еще тяжелее на свете, что тому роскошь, слава, богатства,

драгоценности или благовония, кто любви лишился? Кто из нас не скажет своей любимой: “Ты мне дороже целого королевства, дороже, чем скипетр,

здоровья и долголетья дороже...” Влюбленный рад был бы жизнь отдать за свою любовь, а стало быть, любовь дороже жизни.
     Кетлинг умолк.
     Барышни сидели рядышком, дивясь его пылкости, и умелому красноречию, искусству столь чуждому польским воякам. Даже пан Заглоба, который под

конец вроде бы задремал, вдруг встрепенулся и, моргая, стал поглядывать то на девиц, то на Кетлинга и наконец, проснувшись окончательно, громко

спросил:
     - О чем беседа?
     - Хочу сказать вам спокойной ночи! - отвечала Бася.
     - Ага! Вспомнил: рассуждали об амурах. И к чему пришли?
     - Отделка богаче плаща оказалась.
     - Еще бы! А меня сон одолел. А может, и жалобы эти: мечтанья, стенанья, воздыханья. А я возьми да и придумай для складу - засыпанье. И мое

слово самое верное, потому что час поздний. Спокойной ночи честной компании, и не докучайте мне больше своими амурами.
Быстрый переход