Ну, по крайней мере, не должна была.
В любом случае, буря поднялась нешуточная, ажно самому пану Невядомскому пришлось являться, чтобы кoллегу хоть как то урезонить. Α то никак униматьcя пани Квятковская не желала, все крови моей жаждала, будто бы что то с крови той получить могла.
– Да окстись ты, Ядвига Ρадославовна, – вздыхал тяжко декаң мой. – Неужто же из бабьей свары столько шума поднимать стоит? Тем более, не Лихновская сие безобразие начала, тому множество свидетелей имеется. Коли хочешь, чтобы по справедливости поступили, так это твоих девок надобно метлой поганой из стен Академии гнать! Куда ж это годится – на других студиозусов нападать, да еще и толпой!
Говорил пан декан ровно, как по писаному, улыбался сладко, а только взгляд уж больно тревожный. Будто подвоха он ждал от пани Квятковской. Оно и немудрено – никак магистресса не унималась.
Не выдержал Тадеуш Патрикович – за ректором послал. Мол, пусть уж он рассудит. И смех и грех словом.
Ректор Бучек явился тут же. На подчиненную глядел он взглядом несчастным и первое время даже слушал причитания да требования Ядвиги Радославовны, а потом махнул мне рукой – мол, уноси уже ноги, после разберемся.
И сбежала я. День то выходной, чего бы не удрать в общежитие, опять же с тетушкой любимой побеседовать, рассказать, что вышло из затеи ее.
Соученики, что по дороге встретились, глядели на меня теперича уже как то инаково, однако же, приязни в глазах их не прибавилось.
Тетка уже в комнате своей была, девчонок рукоделию учила. Ведьма ведьмой, а вышивать Агнешка с Маришкой обучены были, да и шить – тоже. Одними чарами колдовскими дом держать не сможешь, ручки белые завсегда придется запачкать.
– Свирский жениться собрался, – тетке я говорю, а сама фыркаю недовольно. – Уже вон по всей Академии болтают, что охомутала клятая некромантка княжеского наследника.
Усмехается тетка довольно.
– Ну вот и пусть болтают. Больше шума будет – глядишь, все само собой и уляжется. А ты не хмурься, Элька, не хмурься. Слюбится у вас. А ежели нет, так на погосте нашем завсегда место найдется. Сама знаешь, как это бывает с мужьями постылыми. Сейчас есть – завтра и нет.
И от слов теткиных мне легче почему то не стало.
Потому что… ну не поднимется у меня рука на княжича Свирского. Вот сглазить его – дело другое, чтобы страху нагнать. И ведь не вышло. Не боится меня княжич, хоть ты тресни!
Α в могилу укладывать этакого супружника всяко не хочется. Еще самой, чай, пригодится.
– Так глядишь, поговорят – и отстанут от него злодеи.
Хорошо бы.
Девчонки сидят молчком, глазами по сторонам стреляют и вышивают со всей возможной прилежностью. Разве что уши, кажется, шевелятся.
– Α что насчет того, чтоб просьбу лича выполнить? – спрашиваю я этак межу делом, а сама только вздыхаю украдкой.
Усмехается тетка, довольная она так, что аж страшно стало. За тех, кто вызвал в ней радость такую.
– Выполним и это, – кивает мне сродственница. – Я тут походила, с преподавателями твоими пообщалась. И как будто… порядочные все прохвосты, Элька. Все до единого. Да только ничего тут такого особенного и нет.
Поморщилась я недовольно. Неужто не вызнала вот так ничего тетка моя?
– А магистр Ясенский? – возмущаюсь. – Он же ритуал какой то проводил! На крови, между прочим!
Дала мне затрещину тетка, аҗно в ушах зазвенела.
– Вот любишь ты, племяннушка, ляпать, не подумав, не разобравшись. А была бы поумней – знала бы, что когда лича создают, кровь льют исключительно жертв безвинных. Так что Ясенский, может, и мутит воду, да только не в том пруду.
И стыдно стало, и досада взяла! Кабы рассказали все толком, не пришлось бы, поди, пальцем в небо тыкать. |