Я смотрел на младенца и думал о том, что теперь у меня есть сестра. Пусть и не родная, но сестра. У меня не было сестры в прошлой жизни. Но почему то я помнил, что когда то в другой жизни сестра у меня все же была. Я помнил, что заботился о ней, я защищал ее, а она в ответ дарила мне свою любовь и заботу. Когда то очень давно, жаль, что я почти не помню ее.

Тайлария открыла глаза и уставилась на меня.

«Ну здравствуй, сестренка», – мысленно поприветствовал я ее.

Она замахала ручкой, выпутываясь из плаща, и резко ухватила меня за руку, будто бы тоже хотела поздороваться.

Так я познакомился с Тай Тай, со своей пусть и некровной, но сестрой. И уже тогда я понял, что наши судьбы связаны навек.

* * *

Несколько дней мы шли вниз по берегу реки. Эл соорудила из плаща для меня что то наподобие гамака, и теперь я висел у нее за спиной, а Тай Тай она несла на руках.

Я видел, чувствовал, как Эл тяжело. Она явно не была привыкшая к таким длительным прогулкам, да еще и с ношей в виде двух младенцев.

Но Эл все делала правильно. Если мы будем продолжать идти вдоль реки, то наверняка, в конце концов, выйдем к людям. Но наша мать, кажется, потеряла в это веру и практически опустила руки. Она все чаще делала остановки, запасы еды у нее стремительно иссякали, а улыбку на ее лице я практически перестал замечать.

К закату третьего дня она увидела вдалеке вьющийся к небу дым. Это так ее обрадовало, что она, радостно восклицая, положила Тай Тай на листву, вытащила меня из гамака и подняла над собой, показывая, что впереди. Таких дымков было много, я насчитал по меньшей мере с десяток, там впереди точно было селение.

Это придало Элайне сил, она начла идти быстрее, не обращала внимания на хнычущую Тай Тай, которую уже пора было кормить. А вечером мы вышли к небольшому поселению.

Я уже догадался, что попал в мир средневековья или близкий к тому. И когда мы подошли к первым бревенчатым домам, увидели повозки, людей в простых рубахах и шерстяных тулупах, еще больше в этом убедился.

Местные смотрели на Эл с подозрительностью, но никто не пытался с ней заговорить. А она просто шла вперед.

Я думал, она остановится и попросит о помощи, о ночлеге, о еде в конце концов. Но она почему то этого не делала. Эл шагала куда уверенно и целенаправленно, а затем я понял куда. Впереди возвышалось каменное здание с куполообразной крышей, которое разительно отличалось и своей архитектурой, и высотой от простеньких бревенчатых домов поселения.

На вершине здания высилась белоснежная, словно из мрамора, статуя, изображавшая молодую женщину в причудливой короне, зубцы которой были похожи на маленькие башенки. Глаза женщины были умиротворенно прикрыты, а руки подняты ладонями вверх. В ее ладонях лежали большие самоцветы – в правой красный, как рубин, а в левой зелёный, как изумруд.

Не сложно было догадаться, что мы направляемся к храму.

Уже после, когда немного подрасту, я узнаю, что этот храм был построен в честь богини Манушермы. Богини матери, которую в империи очень почитали. Считалось, что именно она наряду с богом отцом даровала жизнь всему на Лоре Адаре.

Обитали в этом храме незрячие монахини, которые добровольно отрекались от зрения для того, чтобы служить Манушерме. Была в их слепоте и практическая сторона. Потеряв возможность видеть, они открывали в себе грани магии души и видели куда больше, чем зрячие.

Мы дошли до храма, и Эл остановилась. Большая арка входа была в три человеческих роста, тяжелые деревянные двери в ней были слегка приоткрыты. Элайна вошла внутрь, мы оказались в большом с высоким потолком каменном помещении. В самом центре помещения снова стояла статуя богини, только поменьше. Вокруг нее водили хоровод и пели молитвы незрячие монахини. Они были одеты в глухие просторные красно зеленые платья, их головы украшали причудливые золотистые головные уборы, похожие на чалму.