Лили осенние дожди, дороги преврати
лись в непролазное болото. По ночам начинались легкие
заморозки. Семья наша состояла уже из семи человек,
причем самому младшему ее члену, брату Михаилу, едва
исполнился год. Вещей и багажа с нами было немало.
Собственных экипажей у нас не имелось, поэтому ехать
приходилось на перекладных, как незадолго перед тем мы
с отцом возвращались из Верного. Это означало, что через
каждые тридцать-сорок верст надо было в любую пого
ду перегружать всю семью, со всеми ее чемоданами и тю-
ками, из одной повозки в другую. Перспектива была не из
веселых. Но ехать было надо, и мы поехали.
В нашем распоряжении были две большие крытые по
возки, носившие в то время название тарантасов. В перед
нем тарантасе помещались отец, мать и четверо младших
детей — две сестры и два брата. В заднем сложены были
все. вещи, и на них сидел денщик. Я на правах «большо
го» тоже был приписан ко второму тарантасу и
имел там свою постоянную резиденцию. Однако в пути,
когда мне становилось слишком скучно, я нередко от
правлялся «в гости» в переднюю повозку. Ехали мы мед
ленно. Скакать так, как мы с отцом скакали по пути от
Верного до Омска, делая по двести верст в сутки, теперь
не было никакой возможности. Двигались только днем.
На станциях подолгу стояли: варили обед, кормили детей,
маленькому Мише то и дело давали слабительное. Счита
лось удачным, если в сутки проезжали семьдесят-восемь¬
десят верст. К тому же небо все время было хмурое,
дождь почти не переставал, и лошади вязли в грязи по
колено. Это, конечно, еще больше задерживало наше дви
жение. Только на десятый день наш маленький караван
добрался, наконец, до Тюмени, и, подъехав здесь к не
взрачному зданию железнодорожного вокзала, мы почув
ствовали себя точно «в Европе».
От этой поездки глубокой осенью из Омска в Тюмень
у меня осталось одно очень яркое воспоминание, точно
прямо соскочившее со страниц рассказов Короленко.
Мы уже подъезжали к Тюмени. Оставалось всего лишь
два или три перегона. Отец торопился и на каждой остановке
подгонял ямщиков и начальников станций. Был почти вечер,
когда мы въехали в одно большое село, стоявшее на ок
раине темного бора. Отсюда начинались дремучие леса,
шедшие до самой Тюмени.
— Лошадей! Да поживее! — скомандовал мой отец,
входя в здание почтовой станции.
Высокий благообразный старик с длинной седой боро
дой, оказавшийся начальником станции, стал уговаривать
отца остаться до завтра.
— Дело к ночи, барин, — говорил старик, степенно по
глаживая бороду рукой, — леса у нас агромадные... Всякий
народ шляется... Неровен час, как бы чего не вышло...
Но отец не хотел слушать никаких уговоров и кате
горически требовал лошадей. Тогда начальник станции
«по секрету» поведал отцу, что, не доезжая семи верст до
следующей остановки, есть речка, а через речку мост, —
так вот около этого самого моста в последнее время «ша
лят»: засела банда и грабит проезжающих. Опомнясь (то
есть недавно) убили купца, возвращавшегося из города.
— Ваше благородие!—патетически воскликнул старик,
апеллируя к последнему аргументу. — У вас барыня-краса
вица, детишки мал мала меньше... Прости господи, да ну
как что случится?..
Однако отец оставался неумолим. Волей-неволей на
чальнику станции пришлось подчиниться. |