А разве этого тебенадо бояться? Эх! Да если б я была не больная и не грязная, разве б делал ты это?!То, что ты покраснел, доказывает, что я еще излечима. Надеюсь, что ты не будешьзадавать глупых вопросов, откуда я знаю про деньги? А этот вопрос вертится утебя на языке. Пойми, наконец, что я – это ты, и даже то, о чем ты толькособираешься подумать, мне уже известно. И выкинь дурацкую мысль стукнуть меняпосильнее и удрать. Убежать от меня нельзя, как нельзя ни убить, не сжечь, ниутопить... Я умру, когда умрешь ты. А этого тебе действительно надо бояться.Коли не очистишь меня до своей смерти, не вылечишь – это и будет для тебя самоестрашное.
– Да чего тамстрашного-то? Ну, умру, как и все, в старости.
– Да тут-то страшное иначнется. А почему, кстати, в старости?
– А когда ж еще? Тожемне, еще и о смерти думать! Это еще не скоро.
– А твой сосед, твойровесник, которого два дня назад схоронили? Ты еще от гробика егоотворачивался, когда его мимо тебя несли. Он ведь тоже, поди, думал что нескоро, да вот– на тебе. До десяти лет не дожил. Что же касается дум о смерти,то уверяю тебя, что думать об этом гораздо важнее, чем о том, как сперетьденьги из серванта.
Антоша с ненавистьюпосмотрел на старуху.
– А их там много, –сказал он ядовито-ехидно.
– Много? А как онидостаются, ты знаешь?
– А не знаю. И не хочузнать. Когда нужно будет знать, само узнается. Надоели вы все!..
И тут Антоша совершилреволюционный шаг. Он отпрыгнул от старухи и что есть духу понесся по улице.Никогда до этого он так быстро не бегал! Промчавшись три больших квартала, он визнеможении остановился. Тяжело дыша, обернулся. И увидел рядом с собойстаруху.
– Напрасны твои потуги,недобрый человек. Хоть на лошади скачи, хоть на ракету сядь, я не отстану. Иглазами не сверкай, не поможет.
– Зачем? Про деньгиразболтать хочешь?
– Зачем? Я не ябеда. Даи что прок на тебя ябедничать? Ты же сразу глаза вскинешь обиженно, давскричишь праведным голосом: "Я?! Да как вы могли подумать такое?!"Уж так ты родителям своим мозги запудрил, что они про тебя никакой правде неповерят.
– Так что ты хочешь отменя, старая карга?
– Я не карга. Я твоясовесть. Я хочу исцеления и очищения.
– Так что мне, в ваннечто ли тебя купать?
Старуха усмехнулась.
– Нет, это бесполезно.
– Ну, так чем тебяочистить, вонючка ты поганая?!
– Я очищусь и вылечусь,только умывшись твоими слезами раскаяния
– И тогда ты исчезнешь сглаз долой?
– Да, тогда с глаз долойя исчезну. Дело за малым – за твоими слезами раскаяния.
И Антоша всерьез сталдумать, как бы это сейчас сделать, чтобы выдавить из себя слезу. Вообще-то,слезу из себя выдавливать он умел, но сейчас чувствовал он, ничего у него невыйдет. Да и выдавленная напоказ слеза за раскаяние никак не сойдет. Проклятаябаба! И только тут до него по-настоящему дошло, что перед ним явление, которогобыть не должно, которое быть не может, но оно– вот оно. Стоит перед ним эта удивительнаягадкая старуха. И ничем и никак не объяснить ее, ну не совесть же она его всамом деле?!
"А что, есливсе-таки ее кирпичом по голове и убежать?.."
– Не надо кирпичом, –сказала старуха. – Мне ничего не будет, только я стану еще страшнее и зловоннее.
Антоше стало совсем непо себе.
– Ты всамделе мои мысличитаешь?
– Всамделе, недобрыйчеловек. Никакая злая мысль не минует твою совесть. Ведь это так просто.
-Что же я родителямскажу? Что они скажут? – растерянно спросил Антоша.
– Скажи им все как есть.А что они скажут, так ли это важно?
И опять вскипел Антоша:
– Ну, а теперь скажисерьезно, бабка, кто ты и откуда взялась?
– Я всегда говорюсерьезно, недобрый человек. |