|
.. Вот, например: освободить из Холмогор свергнутого царя Иоанна Антоновича, который, будучи из Брауншвейг-Люнебургского дома, приходится мне родственником. Имей я такой козырь на руках, как наследник престола России, я стал бы играть гораздо смелее. - Ваше величество, - отвечал Манштейн, - у меня имеется на примете тобольский раскольник Иван Зубарев. Ныне он собирается ехать на остров Мальту, дабы под защитой тамошнего ордена основать колонию русских схизматов. Но я задержал его в Берлине... Что позволено мне обещать ему? - В таком крупном деле нельзя быть мелочным... Ладно: дать Зубареву патент на чин полковника прусской службы! Манштейн ушел. За высокими стрельчатыми окнами библиотеки медленно светало, и король (всегда экономный) дунул на свечи. Из сиреневых потемок выступила тень Финка фон Финкенштейна... - Фриц, - сказал он королю, - мы ведь друзья? И ты не скроешь от меня своих замыслов? Король придвинул к нему папку с докладами шпионов: - Прочти.., хотя бы это. Из России - от шведского посла в Петербурге графа Горна. Русский двор озабочен заключением договора с Англией, чтобы вырвать от Питта субсидию и поставить для Лондона своих солдат в знак уплаты задолженности... Так? - И ты... - начал Финкенштейн. - И я! - подхватил король. - Я тоже озабочен тем же. Не будем бояться рискованных решений... Мой друг Людовик немало поработал над “равновесием” Европы. Версаль любит возиться с этим равновесием, как дурачок с крашеными яйцами. Фридрих вышел из-за стола, усмехнулся, блеснув глазами: - А не пора ли нам опрокинуть это равновесие к черту?.. Самое главное сейчас - опередить Россию: вырвать от Питта субсидии и договор с Англией, такой же по значению, какой Питт собирается заключать с Россией. Но мы должны непременно заключить его раньше Петербурга... Ты понял меня? - Ты безумен, Фриц, - сказал королю Финкенштейн. - Вслед за этим ты потеряешь приязнь Версаля, который не простит тебе поставку солдат для Англии - этого главного врага Франции! Не забывай, что Людовик переживает потерю колоний за океаном особенно чувствительно, и косвенно ты будешь виноват... - Возможно, - согласился король. - Но это еще не все! Австрия, твой извечный враг, будет вынуждена встать под одни знамена с Францией, с которой она до сих пор во вражде... - И это возможно. - Это же страшно для Пруссии... Что же ты выигрываешь? - А ты не понял? Но ведь, заключая договор с Англией, я невольно оказываюсь в одном строю с Россией... Этим я снимаю угрозу для Пруссии с востока. Я свободен на западе! Не советую оставлять кошельки на столе - я их заберу для себя... Версаль вряд ли рискнет скрестить со мной шпаги, Австрию же мы умеем побеждать... Самое главное - опередить Россию! С этим он отъехал в Берлин... Казармы и базары, мукомольни и пороховые мельницы, сукно и посуда, горох и пиво, шаг пехоты и рысь коня, выпечка хлеба и таможня, - до всего король был охотник. Ему казалось, что только он - король! - способен понять и сделать все лучше других. Единственное, чего Фридрих никогда не касался, так это германской литературы; он даже не догадывался, что такая существует. Немецкий язык, думалось ему, служит лишь для выражения подлости, грубости и низменности чувств. Сам же он парил, естественно, на французском... Вечером, как всегда, был концерт в Сан-Суси; Фридрих играл в оркестре на любимой флейте. Но мысли его были далеки от музыки, и “трюбуше” явно не удалось, за что неистовый капельмейстер Кванц не раз дергал короля за косу. |
