Изменить размер шрифта - +
Он пишет лучше всякого монаха.

– Ему известны все обстоятельства? Он в них посвящен?

– Полностью, – ответил Рэморни и, высунувшись в окно, кликнул ждавшего в лодке Двайнинга.

Крадущимся шагом, ступая так тихо, словно боялся раздавить под ногами яйцо, лекарь вошел в зал и, потупив взор, весь съежившись в благоговейном страхе, предстал перед принцем Шотландским.

– Вот, любезный, письменные принадлежности. Я хочу тебя испытать. Ты знаешь, как обстоят дела, представь моему отцу мое поведение как можно благовидней.

Двайнинг сел и, в несколько минут набросав письмо, вручил его сэру Джону Рэморни.

– Смотри ты! Сам дьявол водил твоей рукой, Двайнинг, – сказал рыцарь. – Вы послушайте, мой дорогой господин: «Уважаемый отец мой и высокий государь! Поверьте, только очень важные соображения побудили меня удалиться от вашего двора. Я намерен поселиться в Фолкленде – во‑первых, потому, что этот замок принадлежит моему дражайшему дяде Олбени, а мне ли не знать, как хочется вашему королевскому величеству, чтобы я жил с ним в дружбе, во‑вторых, потому, что там проживает та, с которой я слишком долго был в разлуке и к которой ныне спешу, чтобы на будущее обменяться с ней обетами неизменной и нежнейшей преданности».

Герцог Ротсей и Рэморни громко рассмеялись, а лекарь, слушавший, как смертный приговор, им же написанное письмо, приободрился, услышав этот смех, поднял глаза, произнес еле слышно свое обычное «хе‑хе» и снова смолк, испугавшись, что вышел из границ почтительности.

 

– А теперь, милорд, – сказал Рэморни, запечатав письмо и положив его на стол, – садимся в лодку?

– Сперва мой дворецкий соберет мне одежду и все необходимое. И тебе придется еще пригласить моего швеца.

– Времени у нас в обрез, милорд, – сказал Рэморни, – а сборы только возбудят подозрения. Завтра выедут следом ваши слуги с дорожными мешками. А сегодня, я надеюсь, вы удовольствуетесь за столом и в спальне моими скромными услугами.

– Ну нет, на этот раз ты сам забываешь, – сказал принц, коснувшись раненой руки своею тростью. – Запомни, любезный, ты не можешь ни разрезать каплуна, ни пристегнуть кружевной воротник – хорош слуга за столом и в спальне!

Рэморни передернулся от ярости и боли, потому что рана его, хоть и затянулась, была все еще крайне чувствительна, и, когда к его руке притрагивались пальцем, его кидало в дрожь.

– Так угодно будет вашему высочеству сесть в лодку?

– Не раньше, чем я попрощаюсь с лордом констеблем. Ротсей не может, как вор из тюрьмы, улизнуть из дома Эррола. Позови графа сюда.

– Милорд герцог, – вскричал Рэморни, – это ставит наш план под угрозу!

– К черту угрозу, и твой план, и тебя самого!.. Я должен и буду вести себя с Эрролом как требует честь его и моя!

Итак, граф явился на призыв принца.

– Я вас потревожил, милорд, – сказал Ротсей тем тоном благородной учтивости, который он всегда умел принять, – затем, чтобы поблагодарить вас за гостеприимство и ваше милое общество. Как ни приятны они мне были, я должен от них отказаться, так как неотложные дела отзывают меня в Фолкленд.

– Вы, надеюсь, не забыли, ваша милость, – сказал верховный констебль, – что вы под надзором?

– Что значит «под надзором»? Если я узник, так и говорите, если нет, я волен уехать и уеду.

– Я хотел бы, ваше высочество, чтобы вы испросили на эту поездку разрешение его величества. Это вызовет сильное неудовольствие.

– Неудовольствие в отношении вас, милорд, или в отношении меня?

– Я уже сказал: ваше высочество состоите здесь под надзором, но, если вы решаетесь нарушить королевский приказ, мне не дано полномочий – боже упаси! – воспрепятствовать силой вашим намерениям.

Быстрый переход