| - Гордон, - сказала она наконец с упреком, чуть не плача. - У вас ужасный вид! Он кивнул.
 - Я попал в беду, Эдит.
 - В беду?
 - Тысячи бед свалились на меня. Не говорите ничего своим, но я пропадаю. Я запутался, Эдит.
 Его нижняя губа дрожала. Казалось, он уже почти не замечает присутствия Эдит.
 - А вы не можете... - Она заколебалась. - Вы не можете рассказать мне, в чем дело. Гордон? Вы же знаете, меня всегда интересовала ваша
 
 жизнь.
 Она прикусила губу. Она хотела сказать больше, но в последнюю минуту почувствовала, что это как-то не получается.
 Гордон мрачно покачал головой.
 - Нет, не могу. Вы порядочная девушка. Я не могу рассказывать порядочной девушке такие вещи.
 - Чушь! - сказала она с вызовом. - Я нахожу, что так говорить - это просто оскорбительно. Это как пощечина. Вы пьяны. Гордон.
 - Спасибо. - Он отвесил ей угрюмый поклон. - Спасибо за сообщение.
 - Почему вы пьете?
 - Потому что мне нестерпимо плохо.
 - Вы думаете, что-нибудь исправится, если вы будете пить?
 - А вы что, хотите обратить меня на путь истинный?
 - Нет. Я хочу помочь вам. Гордон. Можете вы рассказать мне, что с вами?
 - Я в ужасном положении. Вам лучше сделать вид, что вы со мной не знакомы.
 - Почему, Гордон?
 - Я жалею, что подошел к вам, - это было нечестно. Вы - чистая девушка и всякое такое. Обождите здесь, я сейчас приведу вам другого
 
 кавалера.
 Он приподнялся, покачиваясь, но она потянула его к себе и заставила снова опуститься на ступеньку.
 - Послушайте, Гордон, это просто смешно. Вы обижаете меня. Вы ведете себя, как.., как помешанный.
 - Согласен. Я немного помешался. Что-то сломалось во мне, Эдит. Пропало что-то. Впрочем, это не имеет значения.
 - Нет, имеет. Расскажите.
 - Ну, вот что. Я всегда был со странностями, не совсем такой, как другие. В университете еще было ничего, а теперь стало совсем худо. Вот
 
 уже четыре месяца, как что-то обрывается во мне, точно плохо пришитые крючки на платье, и когда еще несколько крючков оборвется, все полетит к
 
 черту. Я понемногу схожу с ума.
 Он взглянул ей прямо в лицо и вдруг рассмеялся. Она отшатнулась.
 - Так что же случилось? В чем дело?
 - Ни в чем, во мне, - повторил он. - Я схожу с ума. Все вокруг как во сне. Бал... “Дельмонико”...
 Пока Гордон говорил, Эдит поняла, что он изменился неузнаваемо. От прежнего веселого, беспечного, легкомысленного юноши не осталось и следа
 
 - глубокое уныние, апатия владели им. Ее интерес к нему внезапно иссяк, уступил место чувству легкой скуки. Его голос долетал до нее словно
 
 издалека, из какого-то огромного пустого пространства.
 - Эдит, - говорил Гордон, - я думал раньше, что у меня есть способности, талант, что я могу стать художником. Теперь вижу, что я ни на что
 
 не годен. Я не могу рисовать, Эдит. Впрочем, не знаю, зачем я говорю все это вам.
 Она рассеянно покачала головой.
 - Не могу рисовать. Ничего не могу делать. Я беден как церковная мышь. - Он горько рассмеялся.
 |