Слава святому труду!

Припев этот сочинен г. Курочкиным, но нам кажется, что в своем роде он не хуже припева подлинника:

         Les gueux, les gueux,

         Sont les gens heureux;

         Ils s'aiment entre eux.

         Vivent les gueux! [12 - Бедняки, бедняки,Они счастливые люди;Они любят друг друга.Да здравствуют бедняки! (франц.). – Ред.]

Вообще, о г. Курочкине напрасно думают, что он переводит чрезвычайно близко к букве подлинника. Он нередко уклоняется от слов французской песни и дает мысли Беранже свой самостоятельный оборот. Иногда эти обороты очень удаются переводчику, но надо признаться, что чаще они ослабляют силу беранжеровского стиха. Это особенно бывает тогда, когда г. Курочкин принимается, по непонятной для нас робости, смягчать резкие выражения поэта. Представим несколько примеров.

В песне странника г. Курочкин до того смягчил жалобы ожесточенного путника, что в переводе едва остается намек на то, что выражается в песне Беранже. С самых первых слов старика смысл подлинника изменен. Там говорится, что рок несправедлив, но не вечно же он преследует бедами —

         Le sort est injuste, sans doute,

         Mais il n'est pas toujours rigoureux [13 - Судьба, конечно, несправедлива,Но она не всегда сурова (франц.). – Ред.].

А г. Курочкин перевел это стихами:

         Пусть злые люди к людям строги,

         Отец небесный справедлив.

Точно такие изменения сделаны в переводе всей пьесы. Даже самые сильные стихи перевода:

         И если в небе торжествует

         Свет вечной правды – для чего?

         Зачем? Когда не существует

         Ни злых, ни добрых для него… —

и эти стихи все еще слишком слабы, слишком смягчены в сравнении с силою основной мысли подлинника. Впрочем, в большей части подобных случаев мы не обвиняем г. Курочкина: его перевод назначался для русской публики и потому, кроме личного искусства переводчика, требовал еще соблюдения некоторых других условий, не существовавших для французского поэта[9 - Намек на цензурный режим в царской России.].

Вообще переводы г. Курочкина кажутся для русского читателя хороши, сильны, свободны, если их не сравнивать с подлинником. Но сравнение, разумеется, тотчас дает видеть, как трудно еще современному русскому поэту возвыситься до той силы и энергии выражения, какою обладает Беранже. Вот, например, куплет из песни «Соловьи»;

         Улетайте далеко-далеко

         От рабов, к вашим песням глухих,

         Заковавшихся с целью жестокой —

         Заковать в те же цепи других.

         Пусть поет гимны лести голодной

         Хор корыстью измученных слуг…

         Я, как вы, распеваю свободно…

         Соловьи, услаждайте мой слух…

По-видимому, стихи эти очень сильно и очень ясно выражают идею; но сравните с ними тот же куплет по-французски, и вы увидите, что в последних четырех стихах допущена неопределенность, которой нет в подлиннике.