Старики ослабли настолько, что не могли
двигаться. Дети орали день и ночь, потерявшие родственников люди
то и дело начинали громко кричать, а запах, который установился в
трюме, не поддается описанию. Человек, не побывавший там, просто
не в силах понять, какая вонь может стоять в разгар
средиземноморского лета в трюме парохода с вентиляционной
системой, установленной в 1903 году в Салониках.
Митчелл и Руфь сошли с бетонной дорожки променада и медленно
зашагали к центру города по круто идущей вверх улице. Они шли мимо
ухоженных, белых и весьма современных по архитектуре жилых домов,
с садами, фонтанами и обращенными к морю балконами.
— Предполагалось, что мы выгрузимся в Турции, — продолжала
Pst| ровным, лишенным всяких эмоций голосом. Создавалось
впечатление, что она вовсе не рассказывала о своей трагедии, а
всего лишь читала деловой отчет экспортно-импортной фирмы за 1850
год. — Мы отдали греку все деньги, чтобы он передал их портовым
властям, но что-то не сработало. Мы снова оказались в море и
направились в Палестину, несмотря на то, что англичане поставили
патрули по всему побережью. Расстояние между патрулями не
превышало и мили. Но других мест для нас не было. От голода у
людей начались галлюцинации, а матросы торговали сэндвичами по
двадцать долларов за штуку. За золотой подсвечник можно было
получить миску супа. Три девушки не выдержали этого и в обмен на
регулярную еду стали каждую ночь навещать матросов в кубрике. Я не
могла их осуждать, но пожилые люди посылали девушкам проклятия,
когда те пробирались к трапу. А однажды какая-то женщина из Польши
сбила одну из них с ног металлическим шкворнем, и пыталась
заколоть ножом, который хранила в дорожной сумке.
Митчелл и Руфь свернули на улицу, где жила девушка, и
посмотрели на окно. Узкая, пробивающаяся через затемнение полоска
света вдруг исчезла прямо на их глазах. Решив немного выждать, они
присели на невысокую ограду из искусственного мрамора. В
палисаднике перед белоснежным домом произрастали кактусы и фиговые
деревья.
— Мы провели на пароходе тридцать три дня, — сказала Руфь, —
и наконец наступила ночь, когда мы подошли к побережью Палестины.
Это случилось где-то между Хайфой и Акко. Возможно, что кого-то из
властей удалось подкупить, или нам просто повезло, не знаю… Но нас
уже встречали в весельных шлюпках, и через восемь часов мы все
оказались на твердой земле. Вместе со мной в лодку села здоровая
на вид, уверенная в себе, веселая и вполне здравомыслящая женщина.
И эта женщина вдруг умерла, когда до берега оставалось какие-то
десять футов. Там уже было так мелко, что даже маленький ребенок
мог бы вброд добраться до пляжа. Ночь была очень темной, и по
счастью рядом с местом высадки патрулей не оказалось. Нас посадили
в машины, перевезли в маленький городок неподалеку от Хайфы и
разместили в помещении кинотеатра. В то время там показывали
музыкальную комедию «Университетские признания» с Бетти Грэбл в
главной роли. Здание кинотеатра украшали плакаты, на которых
сверкала Бетти Грэбл, затянутая в трико, и с ног до головы
украшенная страусовыми перьями. На всех плакатах была надпись от
руки: «Кинотеатр на неделю закрыт на ремонт».
— Я знаю эту картину, — сказал Митчелл, который видел фильм в
Кембридже, и до сих пор не забыл, как некоторые мальчишки
поднимали свист в тот момент, когда Бетти целовала главного героя.
— Нам велели сидеть совершенно тихо, — продолжала Руфь, — так
как во всех городах расхаживали английские патрули. |