Только взглянув на рану, он почувствовал, как
болит рука.
— Я помазал её йодом, — сказал Мак. — Ты не умрешь.
— Спасибо, — Питер бессильно уронил руку и облизал сухие
губы. — Что я говорил майору?
— Называл его «человеком из джунглей», «имперским пожирателем
падали», «гезирским кровососом» и «штабным палачом».
— Достаточно, — прохрипел Питер, правая сторона его черепа
болела невыносимо.
— Ты был к нему несправедлив, — спокойно сказал Мак. — Майор
— парень вполне приличный. Три года воевал в пустыне. Доставлен из
Сицилии с дизентерией. Дважды ранен. К штабу приписан всего четыре
дня назад.
— Боже мой, — прошептал Питер. — Боже мой…
В комнате установилась тишина. Мак натянул рубашку и расчесал
волосы.
— Ты его имени случайно не знаешь? — наконец спросил Питер.
— Майор Роберт Льюис. Было бы неплохо, если бы ты его нашел и
пожелал доброго утра.
— А как насчет лейтенантов?
Мак достал записную книжку, сверился с записями и сказал:
— Макинтайр и Кларк. Ждут тебя с нетерпением.
— Очень скоро наступит день, — пробормотал Питер, — когда я
вообще перестану пить.
— Небольшое количество виски, — мягко произнес Мак, —
благотворно действует на душу. Чем я могу сейчас тебе помочь?
— Ничего не надо. Спасибо.
Мак направился к дверям.
— Мак…
— Слушаю вас, капитан… — звание Мак произнес очень серьезным
тоном, в котором, однако, можно было уловить легкую насмешку.
— Мак, это случилось со мной первый раз в жизни.
— Знаю, — ответил Мак и вышел из комнаты.
Питер встал, доковылял до умывальника и посмотрел на себя в
зеркало. Он увидел знакомое удлиненное лицо, зазубренный, со
следами от шва шрам на лбу и странное темное пятно в глазу. Совсем
недавно целых три недели он этим глазом ничего не видел. Отражение
в зеркале слегка вибрировало, так, как оно вибрировало два
последних месяца.
Питер тщательно побрился и вышел, чтобы принять душ. Вернулся
он освеженным и чувствовал себя значительно лучше. Одевшись, он
снял погоны с тремя звездочками со старой форменной рубашки и
прикрепил к свежей, автоматически проверив, не осталось ли на них
следов губной помады. Три с половиной года тому назад, когда он
служил в Аррасе, на погонах сохранились такие следы, и он проходил
весь день, не зная об этом и не переставая удивляться, почему с
губ сержантов не сходит улыбка.
Покончив с туалетом, он вышел, чтобы принести извинения
майору.
Он сидел за письменным столом и нещадно потел. В Египте
стояла такая жара, что Питеру казалось, будто он пребывает внутри
воздушного шара, в который непрерывно подавался горячий воздух, и
давление в котором постоянно нарастало. Пропитанный жаром воздух
был наполнен стрекотом пишущих машинок, а перед глазами роились
подлинные хозяева Египта — хитрые и злобные мухи.
Приковылял сержант Браун (толстые стекла его очков
затуманились от пота), положил перед Питером на стол толстенную
пачку каких-то документов и столь же нелепой походкой удалился. |