Инокиня Марфа. Голод — кара Божья. Был бы на троне Митенька, законный государь, и голода бы не случилось. А со всех сторон только и слышно — Бориску-де Годунова Бог править не благословил. Три года кряду неурожай — какого ж еще Божья знака вам, люди, надобно?

И приходит вдруг ко мнеинокиня, не старая еще, из тех, что собирают пожертвования на обители. А, оставшись со мной, говорит мне тихонько: матушка государыня, меня верные люди прислали, жди великого чуда. Сыночек твой, матушка, жив. Как же жив, спрашиваю, когда я тельце его израненное вот этими руками трогала и к груди прижимала? От слез, говорит, зрение у тебя помутилось, от слез! А царевича верные люди подменили и тайно вывезли. Кабы не подменили — годуновские злодеи бы его и впрямь на тот свет отправили. А так — он жив, в тихой обители возрос, оттуда в Польшу увезен. Жди знака, матушка государыня, жди! Помнишь, крест у дитяти был с алмазами? Ты по кресту его признаешь! Я обмерла — она и скрылась… Тут-то и поняла я — услышал меня Господь!

Марина. Они всегда смеялись надо мной! Я не высока и не пышна, я не роскошная пани! Матерь Божья, ну почему я перестала вдруг расти? Почему любая двенадцатилетняя девчонка уже выше меня пятнадцатилетней? И ясновельможный пан отец еще подыскал жениха — вровень со мной ростом! Да ведь вся шляхта возьмется за животики, когда мы рука об руку пойдем в храм венчаться! Я ворвалась в кабинет к ясновельможному пану отцу и высказала все, что я думаю об этом нелепом рыжем женихе, у которого на лице бородавки и одна рука длиннее другой. Марыню, цуречко, сказал отец, сильно удивленный, кто сбил тебя с толку? И тут оказалось, что мне просто не следовало узнавать об этом сватовстве раньше времени, пока многое неясно, не проверено, не улажено... Я взмолилась: пусть пан отец не спешит с этим браком, пусть найдется другой жених, повыше ростом и хорошего рода! Пан отец рассмеялся и сказал: Марыню, выше этого пана Димитра ты жениха не сыщешь, ибо ростом он мал лишь с виду, ему сильно прибавит роста некий головной убор в тот час, как ему тот убор наденут. И что же это — спросила я. Он ответил — Марыню, это российская корона.

Инокиня Марфа. Как тайная мысль душу радует — кончится все это, как дурной сон, когда вернется Митенька! Сбылось же, сбылось! Где был, кто его растил — неведомо, да разве для чуда это так уж важно! Где-то есть мой сыночек! Скоро, скоро весточку подаст! Бориску пинком с трона скинет! Верю, верю! Мне обещано!

Он близко уж, близко! Он уж открыто себя народу являет! То-то Бориска затрепыхался! Велел меня к себе везти. И он, и женка его, Марья, Малюты Скуратова дочь, и с ними патриарх Иов, пристали с расспросами — что-де знаю о Митеньке, и как он мог спастись, коли все видели мертвое тело? А я не дура — не знаю ничего, вот и весь вам сказ. Стану я Бориске про Господне чудо толковать! Нет, не дура! Марья свечу схватила, глаза мне выжечь хотела — чтобы я сыночка более не увидела, насилу угомонили.

А он с войском пойдет на Москву — тут-то Годуновым и конец! Отправили меня жить в Троице-Сергиеву лавру, под строгий надзор. А и пусть! Все к Москве поближе…

Бориска главного не знает — я его не боюсь! Кончился мой страх — Богородица мне сыночка на выручку шлет!

Старица Марфа. Господи, верни мне Мишеньку и Танюшу, деточек верни, Господи, сыночка с доченькой! Ничего не надо — Москвы не надо, палат не надо, никаких мужниных затей не надо, лишь бы с деточками жить и знать, что их никто не обидит!

Молюсь, твержу слова молитвенные — а сама, чувствую, в камень обращаюсь… такой, что коли в деточек из пищали пальнут, загородить — и ядро от меня отскочит…

Марина. Российская корона! Матерь Божья — вымолила, вымолила! Вот оно! Прав пан отец, прав! Чудом спасенный царевич — вот кто мой суженый!

Инокиня Марфа.