Марина. Нехорош собой — ну так что же? Он от меня без ума! Вот что главное! Он обещал мне сокровища, он обещал мне во владение города — Новгород и Псков! Пан отец сказал — города превеликие, торговые, богатые. Он мне маленького царевича даст! И тогда я — навеки российская царица!

Инокиня Марфа. Сыночек мой! Сыночек мой! Сыночек мой…

Раздается радостный колокольный трезвон.

Старица Марфа. Народ бунтует, усмирить его может одно — чтобы царишку Бориску с трона скинуть, а молодого царя туда посадить. Муж мне тайные грамотки шлет — скоро-де встретимся, потому что молодой царь, идущий с войском на Москву, — давний наш знакомец. И вновь романовский род оживет! И деточек нам привезут, и будет все по-прежнему. Я спросила — как может быть по-прежнему, когда нас обоих постригли, он — инок, я — инокиня. И был ответ — иноческий-де клобук к голове гвоздем не приколочен.

А я поняла, что не скину клобука. У каждого с Господом свои уговоры. Мой, видно, таков — буду инокиней и тем за здоровье деток своих заплачу, за их волюшку, за их счастливое житье. На то Божья воля.

Марина. Что за дивный месяц май! Пан Димитр подписал брачное обязательство! Он женится на мне, когда вернет отцовский престол. И король наш, и все ксендзы ликуют — он обещал всеми способами привести Московское государство к подчинению Римскому престолу, чтобы торжествовала католическая вера. Для того ему дают деньги, дают войско. И я обещала ему свою любовь — обещала, когда он сделает меня царицей. Москва у ног Папы Римского — и это чудо совершу я! Матерь Божья, ты слышишь меня! Я — российская царица!

Инокиня Марфа. Добрые люди донесли — шел мой Митенька на Москву, Годунов войско навстречу выслал, Митенька к Путивлю отступил. И туда к нему народ потек! Признали государя своего, признали! А я-то истомилась, ожидаючи!.. Матушки в обители спрашивали, точно ли я Митеньку моего видела мертвым. Что им ответить? То не нашего разума дело. Молиться надобно горячее — и чудо Господь сотворит. Для Господа невозможного нет. Так я им сказала. Не поверили… Донесли — Митенька в Туле, и туда к нему вся московская знать потянулась. Совсем пакостника Бориску одного оставят! Все, все сыночка признали! Все к нему пришли — и зовут в Москву, к отеческому трону! А Бориска-то уж при смерти. Захворал-то он давно, а год назад хватил его кондрашка — несколько седмиц Бориска пролежал пластом, поднялся — стало видно, что ногу волочит и на свете не жилец. Но Господь судил ему дожить до Митенькиного явления — чтобы стыд и страх его загрызли.

Свершилась Божья кара! Помер Бориска Годунов. Смерть, сказывали, дивная — из носа и из ушей вдруг кровь пошла, тут его и не стало. Сынка взамен себя на троне оставил, Федора. Ну, что — сынок? Сын за отца не ответчик… сына мы, Бог даст, помилуем… постриг примет, будет в обители мирно жить… ему шестнадцать всего, пусть уж живет…

Старица Марфа. Муж написал — голубка, недолго ждать осталось. Не удержится на троне Федор Борисович. Скинут его бояре. Сговорятся и скинут, не потерпят над собой годуновское отродье. Жаль отрока, он царскому ремеслу обучен, да уж ничем не помочь.

Веселился муж. Обещал — скоро вернется прежнее житье. Велел собираться в дорогу.

Инокиня Марфа. Донесли — вся Москва поднялась! Верные люди подняли народ, кричали — постоим за истинного государя Дмитрия Ивановича! Боярин Басманов открыто со всем войском на Митенькину сторону перешел. Сын грамоты в Москву прислал, в грамотах Бориску, укравшего царский трон, обличал, и в голоде его винил. Стали громить боярские дворы — тех бояр, кто на голоде наживался.