Дождались! Дождались!

Четырнадцать лет ждала!

Во всех церквах колокола звонили, когда мой Митенька к Кремлю ехал! С образами, с хоругвями его встречали, в Успенский собор повели — к святым иконам приложиться.

Едва въехав в Москву, государь Дмитрий Иванович за мной послал! Сказал — не могу царского венца на голову надеть без матушкиного благословения. Господи, как я к нему полетела… все добро свое в келье бросила… к сыночку моему, к сыночку…

Карету за мной прислал! С окошками! Еду — на людей гляжу, люди меня видят, кричат, радуются. Плачу — удержаться не могу…

Сам выехал навстречу верхом с ближними людьми, встретил в Тайнинском. Встала карета, отворилась дверца, меня под руки вывели, он с коня соскочил, рядом оказался… Не вижу! В глазах — свет, словно я в раю, один свет! Ни лица, ни облика, ничего не вижу, радость меня одела, радость меня над землей подняла, радостью дышу, радость уста замкнула!

Сыночек, сыночек, радость несказанная!..

И вдруг он обнял меня горячо, к груди прижал. Матушка, говорит, матушка моя!..

А я вцепилась, пальцев разжать не могу, отпустить боюсь. Дитятко, Митенька, век бы так стоять с тобой, Век бы тебя из рук не выпускать.

Дитятко, кричу, дитятко! И плачу, и плачу… Усадил он меня в карету, выглянула я из окошка — дивное дело, заново к сыночку привыкать. И вижу — ростом невысок, плечист, круглолиц, смугловат — не в отца, слава Богу, уродился, в нашу породу! И безбород — а в его годы уже должно бороду иметь, что же за царь без бороды? В седло вскочил — я ахнула. Не хуже казанского татарина! Ах, думаю, то-то девкам загляденье! (смеется счастливым смехом). Лицом не благообразен, да это молодцу не укор. Ловок, статен, взгляд соколиный! Повезли меня в Москву. Уже комнаты были готовы в Вознесенской обители. Там меня поселили — как царицу! Боярынь ко мне приставили, девок, вся знать мне подарки понесла. Да что подарки — сыночек каждый день приходил, по два, по три часа со мной сиживал. А на нем — крест с алмазами, тот, заветный. В кого, спрашивает, матушка, я удался? В деда, в бабку? Вижу ведь — на покойного батюшку не похож. Всю родню мы перебрали. Он рассказал, как в монастыре жил, как в Польское королевство его увезли, как он там учился… про невесту рассказал, знатную девицу, внуков обещал… все, как мне чудилось… И венчали Митеньку моего на царство, венчали дважды — сперва в Успенском соборе, потом в Архангельском, где его деды и прадеды покоятся.

А после венчания привели к нему Аксинью Годунову. И он стал с ней жить.

Я ему выговаривала — дитятко, отошли девку прочь. А он мне — матушка, не могу, такой красавицы у меня еще не бывало. И я ему — Бог с тобой, дитятко. Коли тебе в радость — я твой грех замолю.

И я за него тихо радовалась… молилась за него и радовалась…

Старица Марфа. Все сделалось так, как предсказал муж. За ним прислали, велели собираться в дорогу, повезли в Москву, и там приняли с почетом, как государеву родню.

Муж был в великом почете. За все страдания семьи нашей, за смерть братьев новый государь не знал, как и наградить. Сделал его митрополитом Ростовским, шла речь и о том, что муж станет Патриархом.

Когда Марфушка, княгиня Черкасская, деток моих увозила, Бог ей разумного человека послал. Она в Макарьевской обители остановилась, и там настоятель, Давид Хвостов, присоветовал ей оставить Мишеньку.