..
- Выбивай вора со двора, - заорал он, шатаясь, - Шарок, Бровка, взы
его...
Нагибаясь в дверях, как бык, Данила Меньшиков вернулся к столу. Сопя,
налил чарки. Щепотью захватил редьки.
- Ты, поп, писание читал, ты знать должен, - загудел он, - сын у меня
от рук отбился... Заворовался вконец, сучий выкидыш. Убить мне, что ли,
его? Как по писанию-то? А?
Поп Филька ответил степенно:
- По писанию будет так: казни сына от юности его, и покоит тя на
старость твою. И не ослабляй, бия младенца; аще бо жезлом биеши его, не
умрет, но здоровее будет; учащай ему раны - бо душу избавляеши от
смерти...
- Аминь, - вздохнул востроносый...
- Погоди, - отдышусь, я его опять позову, - сказал Данила. - Ох, плохо,
ребята... Что ни год - то хуже. Дети от рук отбиваются, древнего
благочестия нет... Царское жалованье по два года не плочено... Жрать
нечего стало... Стрельцы грозятся Москву с четырех концов поджечь...
Шатание великое в народе... Скоро все пропадем...
Рябой, востроносый, начетчик Фома Подщипаев, сказал:
- Никониане [последователи патриарха Никона и проведенной им в 1553
году церковной реформы] древнюю веру сломали, а ею (поднял палец) земля
жила... Новой веры нет... Дети в грехе рождаются, - хоть его до смерти
бей, что ж из того: в нем души нет... Дети века сего... Никониане. Стадо
без пастыря, пища сатаны... Протопоп Аввакум писал: "А ты ли, никониан,
покушаешься часть Христову соблазнить и в жертву с собою отцу своему,
дьяволу, принести"... Дьяволу! (Опять поднял палец). И далее: "Кто ты,
никониан? Кал еси, вонь еси, пес еси смрадный..."
- Псы! - Данила бухнул по столу.
- Никонианские попы да протопопы в шелковых рясах ходят, от сытости
щеки лопаются, псы проклятые! - сказал поп Филька.
Фома Подщипаев, выждав, когда кончат браниться, проговорил опять:
- И о сем сказано у протопопа Аввакума: "Друг мой, Иларион, архиепископ
рязанской! Вспомни, как жил Мелхиседек в чаще леса на горе Фаворской. Ел
ростки древес и вместо пития росу лизал. Прямой был священник, не искал
ренских и романеи, и водок, и вин процеженных, и пива с кардамоном. Друг
мой, Иларион, архиепископ рязанской. Видишь ли, как Мелхиседек жил. На
вороных в каретах не тешился, ездя. Да еще и был царской породы. А ты кто,
попенок?.. В карету садишься, растопыришься, что пузырь на воде, сидя в
карете на подушке, расчесав волосы, что девка, да и едешь, выставя рожу,
по площади, чтоб черницы-ворухи любили... Ох, ох, бедной... Явно ослепил
тебя дьявол... И не видал ты и не знаешь духовного жития"...
Закрыв глаза, поп Филька затряс щеками, засмеялся. Данила еще налил.
Выпили.
- Стрельцы уж никонианские книги рвут и прочь мечут, - сказал он. - Дал
бы бог - стрельцы за старину встали...
Он обернулся. Залаяли кобели. Заскрипели ступени крыльца. За дверью
произнесли Исусову молитву. "Аминь", - ответили трое собеседников. |