|
Взгромоздив коробку на кровать, она вскипятила чайник. – Ты как тут жив-то вообще? Прямо Робинзон Крузо... – Да, невесело. – Заметно. Мы молча пили с ней горячий чай. – Это я все тебе оставлю. От удивления я поперхнулся. – С какой стати? – Ты же меня позвал к телефону. Отблагодарить хочу. – А тебе самой разве не нужно? Она несколько раз покачала головой. – Завтра переезжаю. Теперь ничего не нужно. Я молчал, пытаясь увязать одно с другим. Было совершенно непонятно, что же с ней такое случилось. – Это для тебя хорошо? Или плохо? – Хорошего мало. Из университета ухожу, домой уезжаю... Заполнявшие комнату лучи зимнего солнца потускнели, затем снова ожили. – А разве тебе интересно? Я на твоем месте ничего бы не спрашивала. Что это за удоволь-ствие – пить из посуды того, кто оставил о себе тяжелую память? Утром следующего дня шел холодный дождь. Он не был сильным, но все же пробрался ко мне под плащ и намочил свитер. Ее большой саквояж, который я нес, чемодан и сумка через плечо – все вымокло и почернело. «Не ставьте на сиденье», – хмуро сказал таксист. Воздух в са-лоне был спертым от обогревателя и табачного дыма. В радиоприемнике завывала старая «энка». Древняя, как механические поворотники на машинах. По обеим сторонам дороги стояли облетевшие деревья разных пород – они топорщили мокрые ветки, словно кораллы на морском дне. – Как не понравился мне Токио с самого начала, так и не могу к нему привыкнуть. – Да?.. – Разве это пейзаж? Земля черная, речки грязные, гор вообще нет... А ты? – А я вообще никаких пейзажей не люблю. Она вздохнула и рассмеялась. – Ты не пропадешь. Я донес ее багаж до платформы. Она меня поблагодарила. – Дальше одна поеду. – А куда? – Далеко, на север. – Там же холодно! – Ничего, привыкнуть можно... Когда поезд тронулся, она помахала из окна. Я тоже поднял руку на уровень уха. А когда поезд скрылся, то не знал, куда деть поднятую руку, и просто сунул ее в карман плаща. Дождь не прекращался даже с темнотой. В винном магазине неподалеку я купил две бу-тылки пива и наполнил оставленный ею стакан. Тело казалось промерзшим до мозга костей. На-рисованные на стакане Снупи и Вудсток весело резвились на крыше конуры – а над ними красовались надувные буквы: «Счастье – это теплая компания». Когда я проснулся, близняшки сладко спали. Было три часа ночи. Сквозь окошко туалета светила неестественно яркая осенняя луна. Присев на край кухонной раковины, я выпил два стакана водопроводной воды, а потом прикурил от газовой плитки. С освещенного лунным светом гольфового поля, переплетаясь один с другим, неслись голоса осенних насекомых – их там были тысячи. У раковины стоял распределительный щит – я взял его в руки и внимательно рассмотрел. Можно было вывернуть его хоть наизнанку – он все равно оставался бессмысленной пыльной железякой. Я поставил его обратно, отряхнул от пыли руки и затянулся. В лунном свете все вы-глядело бледным. Казалось, любая вещь утратила цену, смысл и направление. Даже тени были какими-то недостоверными. Я запихал окурок в раковину и зажег вторую сигарету. Куда мне идти, где отыскать собственное место? Где оно может быть? Долгое время един-ственным таким местом мне представлялся двухместный самолет-торпедоносец. Но ведь это суррогат, глупость – самые лучшие торпедоносцы устарели еще тридцать лет назад... Вернувшись в спальню, я нырнул в постель между близняшками. Свернувшись калачиком и повернувшись спинами друг к дружке, они посапывали во сне. Я натянул на себя одеяло и ус-тавился в потолок. 6 Женщина закрыла за собой дверь ванной. |
