Первое завещание уже потеряло юридическую силу… Я ждал, что его сын появится у меня или подаст о себе весть. Время от времени я… снабжал его деньгами, с согласия отца, конечно. Но в этот последний год он не появлялся, а я… все откладывал… Само по себе уничтожение первого завещания – акт пустяковый… Даже трудно объяснить, зачем я продолжал хранить его. Может, главная причина – в моем отношении к мальчику… Я хорошо знал его и… решение старика считал очередным жестоким чудачеством и несправедливостью… Они ведь не ладили. Сын пошёл не в отца… Ну, а старик не мог примириться с этим.
На днях он позвонил мне снова. Его первым вопросом было, уничтожил ли я то, первое завещание. Я сказал, что уничтожил. Я солгал ему, но… Я мог исправить ложь тотчас же, как закончится телефонный разговор. Его дальнейшие слова удивили меня. Он сказал: «Поклянись, Феликс, что ты действительно уничтожил первое завещание». Что было делать? Я сказал: «Клянусь». Если бы я только мог предполагать… После этого он велел мне уничтожить и второе завещание, сейчас же, до окончания нашего разговора. Я понял, что он очень возбуждён, и не стал возражать. Я открыл сейф – такие завещания хранятся в особом сейфе, рядом с моим кабинетом, – взломал печати, порвал завещание на мелкие клочки и сжёг его в специальной электрической печи, стоящей у меня в кабинете. И он снова велел мне поклясться, что я действительно сжёг второе завещание. Ему хорошо известно, что я честный человек и ревностный католик… Я поклялся и почувствовал по его тону, что ему сразу стало легче. Мы поговорили ещё немного, он даже шутил, а потом вдруг сказал мне, что хочет встретиться со мной, чтобы составить новое завещание. И предложил приехать в Акапулько. И вот я здесь, монсеньор, на мне тяжкий грех клятвопреступления и… самое ужасное, что они … вероятно, уже догадываются, что с завещанием дело обстоит не так, как им хотелось бы. Если я не ошибаюсь, я обречён – ничто не спасёт меня. Мне остаётся молить вас, ваше преосвященство, облегчить мои последние часы – снять с меня бремя тяжкого греха.
– Сударь, – сказал «кардинал», наклонив голову и испытующе глядя на Крукса поверх тёмных очков, – не проще ли вам признаться во всем вашему клиенту и, насколько я понял, другу, попросить у него прощения? Оно снимет с вас грех клятвопреступления.
– Увы, ваше преосвященство, – прошептал Крукс, низко опуская голову, – я лишён возможности последовать вашему доброму совету. Сегодня утром Цезарь погиб в авиакатастрофе.
– Цезарь? – поднял брови «кардинал».
– Его так звали, – тяжко вздохнул Крукс – Мы не виделись с ним больше после того телефонного разговора.
– Значит, этот достойный человек, уйдя из жизни, не оставил завещания?
– Осталось его первое завещание, – прошептал Крукс, не поднимая головы. – Я так и не уничтожил его.
В комнате воцарилась тишина. Стив пытался сообразить, что ему дают полученные сведения. Уточнять сейчас подробности было бы рискованно… Кое‑кто из журналистов пытался связывать африканские владения Фигуранкайна именно с ОТРАГом, но надёжных данных ни у кого не было. Слова Крукса кое‑что проясняли, но не до конца. Во всяком случае, нить снова ухвачена; она настолько осязаема, что может завести далеко. Неужели Старик сознательно дал ему эту возможность? Ведь если ОТРАГ – это капиталы Фигуранкайна… Такое может стать сенсацией года. Вопрос в том – захотят ли рисковать владельцы газеты?
Феликс Крукс продолжал сидеть, низко опустив розовую лысую голову. Стиву стало почти жаль его… Правда, грозящую опасность адвокат, конечно, преувеличивает. |