Фаллон призадумался.

— Если эти изделия будут вывезены из страны и попадут в руки неразборчивого перекупщика — например, такого человека, как Джеррисон, — он сможет продать их примерно за полтора миллиона долларов.

Я перевел дыхание.

Мы еще и наполовину не закончили с сенотом, а уже нашли так много. С каждым днем мы находили все больше предметов, и интенсивность находок возрастала по мере того, как мы углублялись в ил. По оценке Фаллона, общая стоимость предметов, обнаруженных в сеноте, будет составлять не менее четырех миллионов долларов — может быть, даже пять миллионов.

Я сказал мягко:

— Неудивительно, что Гатт так заинтересован. А вы все не могли понять почему!

— Я думал о находках, которые бывают при обычных раскопках, — сказал Фаллон. — Предметы из золота, оставленные на поверхности, исчезли давным-давно, и здесь можно обнаружить очень мало. И я думал, что Гатта ввела в заблуждение уловка Виверо, сделанная им в письме. Я определенно не ожидал, что сенот окажется таким плодотворным. — Он забарабанил пальцами по столу. — Я считал, что Гатта интересует золото во имя золота — как обыкновенного охотника за сокровищами. — Он махнул рукой в сторону полок. — Стоимость чистого золота во всех этих изделиях не более чем пятнадцать-двадцать тысяч долларов.

— Но мы знаем, что Гатт не таков, — сказал я. — Как Харрис назвал его? Образованный гангстер. Он не похож на глупого воришку, способного расплавить золотые изделия; он знает их антикварную стоимость и знает, как их продать. Харрис уже установил связь между Гаттом и Джеррисоном, а вы сами только сейчас сказали, что Джеррисон может все продать без особых затруднений. Я советую вам забрать отсюда все наши находки и запереть их в самый большой банковский сейф, который только можно найти в Мехико.

— Разумеется, вы правы, — коротко сказал Фаллон. — Я это организую. И нам необходимо поставить в известность мексиканские власти о масштабах сделанных нами здесь открытий.

6

Сезон подходил к концу. Скоро должны были начаться дожди, и тогда работать на участке раскопок станет невозможно. Я мог смело предположить, что это никак не отразится на моей собственной работе в сеноте — нельзя стать мокрее мокрого, но было очевидно, что если раскопки будут продолжаться в сезон дождей, то участок неизбежно превратится в море грязи, поэтому Фаллон с видимой неохотой решил свернуть работы.

Это означало массовую эвакуацию в Лагерь-Один. Рудетски сильно беспокоился за все то оборудование, которое предстояло вывезти, но Фаллон отнесся к этой проблеме с полной несерьезностью.

— Оставьте его здесь, — сказал он беспечно. — Оно понадобится нам на следующий сезон.

Рудетски излил мне свое негодование.

— На следующий сезон здесь ничего не останется. Эти стервятники чиклерос растащат все подчистую.

— Не стоит из-за этого беспокоиться, — сказал я. — Фаллон может себе позволить купить новое оборудование.

Но бережливый Рудетски не мог с этим смириться и принялся с особой тщательностью упаковывать генераторы и насосы, чтобы укрыть их от непогоды, в надежде, что, возможно, чиклерос и не разграбят лагерь.

— Я зря трачу свое время, — сказал он мрачно, отдав распоряжение заколотить досками окна домиков. — Но черт возьми, я должен что-то сделать!

Так что мы эвакуировали Уашуанок. Большой вертолет прилетел и улетел, забрав с собой людей, которые раскапывали город. Перед тем, как улетать, молодые археологи попрощались с Фаллоном. Они горели энтузиазмом и горячо обещали вернуться на следующий сезон, когда начнутся настоящие раскопки зданий.