Гатт должен был проявить дьявольское упорство, чтобы погнать чиклерос в новую атаку после таких существенных потерь.
Самолет сделал над нами пару кругов после того, как взорвался домик, а затем улетел, направившись на северо-запад. Если он принадлежал Гатту, то это не вносило никаких изменений в создавшуюся ситуацию; если самолет пролетал здесь случайно, то пилота могло заинтересовать, что за сражение разыгрывается на земле — по крайней мере, он заинтересовался достаточно для того, чтобы облететь лагерь два раза, и он может доложить об увиденном властям, когда совершит посадку в том месте, куда он направляется. Но к тому времени, когда это вызовет какие-то последствия, мы все будем мертвы.
Но я не думал, что самолет оказался здесь случайно. Мы находились в Кинтана Роо уже достаточно долго, и единственный самолет, который я здесь видел, принадлежал Фаллону, если не считать маленькую двухмоторную авиетку, на которой Гатт приземлился в Лагере-Один. Существовало очень мало причин, по которым случайный самолет мог появиться в небе Кинтана Роо, следовательно, если он принадлежал не Гатту, то это должен быть кто-то вроде Пата Харриса, прилетевшего посмотреть, почему Фаллон потерял связь с внешним миром. Хотя все равно я не мог себе представить, каким образом это могло повлиять на наше положение.
Я моргнул, когда пуля пробила рядом со мной стену, после чего несколько кусочков пластиковой обшивки плавно опустились мне на руку. Нам оставалось только два возможных варианта — оставаться здесь, дожидаясь пули, или выскочить наружу, чтобы умереть на открытом месте. Не слишком большой выбор.
Смит сказал:
— Интересно, куда подевались остальные чиклерос? Перед нами находятся не более четырех.
Я мрачно усмехнулся.
— Хочешь выйти и разведать?
Он энергично затряс головой.
— Как же! Я хочу, чтобы они подошли и попробовали взять меня. Пускай обнаружат себя сами.
Кэтрин пригнулась за толстым бревном, сжимая в руке револьвер, который я ей дал. Если ее страх еще и не прошел, то, по крайней мере, она неплохо его скрывала. Фаллон беспокоил меня больше; он просто неподвижно стоял, держа в руках дробовик и ожидал неизбежного. Мне показалось, что он полностью сдался, и теперь ожидал лишь удара пули в голову, который всему положит конец.
Время проходило, отмеряемое размеренным треском винтовок и глухим стуком пуль, когда они попадали в толстые бревна. Я нагнулся вниз и прижался глазом к рваному пулевому отверстию в стене, положившись на сомнительный принцип, согласно которому молния не ударяет два раза в одно и то же место. Снайперов не было видно, и не существовало способов обнаружить их позиции; но даже если бы мы узнали о них, это все равно не принесло бы нам никакой пользы, поскольку у нас имелась одна-единственная винтовка с двумя патронами в магазине.
Тело Фоулера лежало в тридцати футах от домика. Ветер трепал на нем рубашку, вздыбив материю, и пряди его волос танцевали в воздушных струях. Он лежал вполне мирно, откинув в сторону одну руку, наполовину согнутые пальцы приняли естественное положение, и если бы не жуткие кляксы на рубашке, отмечающие места попадания пуль, то можно было бы подумать, что Фоулер спит.
Я нервно сглотнул и перевел взгляд выше, на разрушенный домик и разбросанные вокруг него обломки, затем на руины Уашуанока и отдаленный лес. Во всей сцене было что-то, казавшееся странным и ненатуральным, не имеющим отношения к страшным свидетельствам насилия и смерти. Это было нечто связанное с каким-то произошедшим изменением, и мне понадобилось долгое время, чтобы догадаться, что же это такое.
Я воскликнул:
— Смит!
— Да?
— Ветер поднимается.
Последовала пауза, в течение которой он сам бросил взгляд наружу, после чего произнес устало:
— Ну и что?
Я снова посмотрел на лес. |