Это значит, что я не занимаюсь им специально. Все, что я знал, передано мною в Лондон вышестоящим полицейским чинам, теперь это их дело, а я просто мальчик на побегушках. Позволь мне дать тебе один совет. Ты можешь делать какие угодно предположения, от них никому не будет вреда, только не пытайся переходить к действиям, как какой-нибудь испеченный на скорую руку герой детективного романа. В Скотланд-Ярде работают совсем не дураки, они способны сложить вместе два и два гораздо быстрее, чем ты, у них есть доступ к большому количеству источников информации, и они имеют мускулы, которые способны напрячь, если решат перейти к действиям. Оставь это профессионалам, Роджера Шеррингхема или Питера Уимсиса не существует в реальной жизни.
— Не будь таким назидательным, — сказал я мягко.
— Я просто не хочу, чтобы ты делал из себя идиота. — Он поднялся. — Поднос у меня. Он в сейфе.
Он вышел из офиса, а я взял в руки отчеты из Скотланд-Ярда и занялся их изучением. В них было достаточно много разного рода деталей, но все более или менее сводилось к тому, что рассказал Дейв. Казалось совершенно невозможным, чтобы такой человек, как Фаллон, имел что-то общее с мелким преступником, подобным Нискеми. И все же существовал поднос — они оба интересовались им, так же как Халстед и Гатт. Четыре американца и один поднос.
Вернулся Дейв, неся его в своих руках. Он положил поднос на стол.
— Тяжелый, — сказал он. — Должен стоить большие деньги, если это на самом деле золото.
— Так и есть, — сказал я, — Но не совсем чистое.
Он постучал по дну подноса ногтем указательного пальца.
— Это не золото — скорее похоже на медь.
Я взял поднос и внимательно осмотрел его, возможно, первый раз за последние двадцать лет. Он имел форму круга диаметром примерно пятнадцать дюймов; по всему краю его окружал орнамент шириною в три дюйма, составленный из сложного переплетения виноградных листьев, сделанных из золота, а центральная часть, диаметром девять дюймов, была покрыта слоем полированной меди. Перевернув поднос, я обнаружил, что обратная сторона выполнена из массивного золота.
— Тебе лучше это завернуть, — сказал Дейв. — Я поищу какую-нибудь бумагу.
— Вы фотографировали его? — спросил я.
— Еще бы. Во всех возможных ракурсах.
— Как насчет того, чтобы позволить сделать несколько отпечатков?
Он, казалось, обиделся.
— Ты, наверное, думаешь, что полицейские это особый вид сторожевых собак для Джемми Уила. Это не так. — Он покачал головой. — Мне очень жаль, Джемми, но негативы отослали в Лондон.
Порывшись в шкафу, он отыскал старые газеты и начал заворачивать поднос.
— Боб всегда пользовался своей собственной лабораторией. Ты найдешь дома все необходимое для того, чтобы сделать свои собственные снимки.
Это была правда. Мы с Бобом в юношеские годы увлекались фотографией, он в большей степени, чем я. Он сохранил свою привязанность, а я забросил это занятие после того, как уехал из дома, чтобы поступить в университет, но мне казалось, помнил еще достаточно для того, чтобы самостоятельно сделать снимок, проявить пленку и напечатать фотографии. Мне не хотелось поручать это кому-либо еще. Принимая во внимание большое значение, которое Фаллон придавал исследованию подноса, я решил не выпускать его из рук.
Когда я уходил, Дейв сказал:
— Помни то, что я тебе говорил, Джемми. Как только у тебя появится желание совершить какой-нибудь необдуманный поступок, зайди сначала ко мне. Моим боссам не понравится, если ты вдруг начнешь совать им палки в колеса.
Я вернулся домой и нашел камеру Боба. Я бы сказал, что Боба можно было назвать продвинутым любителем, если судить по имевшемуся у него оборудованию — камера Пентакс с хорошим набором объективов и увеличитель Дарст со всеми приспособлениями в должным образом организованной лаборатории. |