— Вы сами не знаете, когда он прибудет. Мне необходимо немедленно увидеться с этим Мендосой. Надо еще будет собраться в путь, а я хочу выехать как можно скорее.
Она оставила чемоданчик у стойки и пошла по коридору к закрытой двери. Ее нисколько не удивило бы, если бы он схватил ее за руку и остановил. Дойдя до двери, она рискнула оглянуться через плечо, увидела, что он смотрит ей вслед почти зачарованно, и едва не расхохоталась.
“Теперь остается очаровать Витаса де Мендосу”, — подумала Рэчел, открывая дверь и входя в комнату.
Хорошо, что она все еще продолжала играть роль, совершая “торжественный выход”, иначе увиденное заставило бы ее растеряться, как это бывает при неожиданном смехе в самый серьезный момент спектакля.
Воздух был непрозрачен от сигаретного дыма, и она с трудом смогла разглядеть то, что происходило в комнате. От этого дыма у нее запершило в горле. Всего их было шестеро — мужчин, сидящих за столом, крытом зеленой скатертью. На столе — бутылки, стаканы, карты и стопки денег. Так вот какое важное дело не хотел прерывать хозяин гостиницы!
Она окинула взглядом сидевших вокруг стола. На лицах мужчин было написано изумление и одновременно проступили глумливо-оценивающие улыбки. Но одно лицо выражало презрение. Взгляд ее отметил это и двинулся дальше, потом, почти против воли, вернулся, будто она не могла поверить увиденному.
Он был моложе своих товарищей: где-то за тридцать — тридцать пять самое большее. Темный, как и все они: его черные, как вороново крыло, волосы поднимались надо лбом. Худощавое лицо, гордое и неистовое, как у орла; резкость черт подчеркивала черная повязка, закрывающая левый глаз.
Сидевший ближе всех к двери мужчина отодвинул стул и поднялся, заискивающе улыбаясь ей.
— Входите. Хотите поиграть с нами? — спросил он с сильным американским акцентом. Сидящий с ним рядом сказал что-то по-испански — громкий смех прокатился вокруг стола.
Но человек с повязкой на глазу не принял участие в их веселье. Рэчел обнаружила, что ее глаза снова невольно обратились к нему. Он был одет во все черное с головы до ног, рубашка была расстегнута и наполовину открывала мускулистую грудь. Он откинулся на спинку стула, одна нога, обутая в высокий сапог, была небрежно перекинута через его низкую деревянную ручку, но, несмотря на эту позу, Рэчел показалось, что он был столь же расслаблен, как туго заведенная пружина, или змея, готовая кинуться в атаку.
В ее мозгу прозвучал голос Изабель: “Бандиты или другие злые люди…”
Все остальные казались достаточно безопасными — похотливыми, может быть, но безвредными. Что же касается человека с повязкой, то с ним дело обстояло совершенно по-другому. Она легко могла поверить, что он бандит. Она представляла его в черном бархате, как одевались много веков назад, с окровавленным мечом в руке, убивающим беззащитных индейцев, стоящих между ним и его мечтой об Эльдорадо. Или на палубе пиратского корабля с лицом, смуглым и мрачным под этой повязкой, в то время, как его корабль обстреливал форты Картахены и Маракаибо.
Но сейчас он сидел от нее через стол и смотрел на нее, как на грязь под ногами.
— Выпейте. — Стоявший мужчина, ухмыляясь, сунул ей в руки бокал. Запах налитого в него напитка был острым и резким, и она невольно сморщилась от отвращения, но, отказываясь, она вежливо улыбнулась. В конце концов он мог оказаться тем самым Витасом де Мендосой, а Речел не хотела бы оскорбить его.
Она еще раз улыбнулась, но на этот раз в ее улыбке была капля холода, которая как бы отодвигала их всех на определенную дистанцию. Всех, кроме сидящего против нее, — он сам держался на расстоянии, и ей приходилось просто не обращать на него внимания. Она подумала: что бы он мог тут делать? Остальные явно были местными бизнесменами, с удовольствием расслабившимися за еженедельной игрой в карты. |