У него, кажется, создалось странное представление о том, для чего собственно я собираюсь нанять его: очень уж высокого он мнения о собственной персоне, — добавила она со злорадством. Она знала, что несправедлива. Витас де Мендоса, конечно же, не такой человек, который способен питать иллюзии, и он не мог не знать, что его темноволосая несколько хищная красота и пиратская экстравагантность повязки на глазу являются воплощением мечтаний тысячи женщин. Просто сама она оказалась тысяча первой, вот и все.
— У него есть для этого основания, — спокойно сообщил ей Рамирес. Он хмыкнул, вспомнив что-то. — Была тут женщина, североамериканка. Она приезжала сюда с мужем посмотреть страну. Позже она вернулась одна, и Витас взял ее с собою в горы. Долго их не было… — Он оглядел Рэчел. — Ее волосы были похожи на ваши, сеньорита, — добавил он вкрадчиво.
— Уверяю вас, что это единственное наше сходство, — холодно заметила она. — А теперь не могу ли я посмотреть комнату? Путешествие сюда доставило мне мало удовольствия и я несколько устала.
Он покорно пожал плечами:
— Да, сеньорита.
Комната, которую он ей показал, была невелика, но зато безукоризненно чиста; узкая кровать была застелена веселой расцветки индейским одеялом, мягким, как пух. На базаре, что развернулся на площади, она уже видела подобные и обещала себе купить такое. Но это — потом. А сейчас ей больше всего хотелось улечься и попытаться забыть об отвратительной поездке в автобусе. Дальше по коридору была ванная с лениво текущей из душа водой. Она разделась и смыла с себя пыль, а с ней вместе — часть усталости и болезненных ощущений. Возможность вернуться в комнату и надеть свежее белье показалось ей божьим благословением. Потом Рэчел заперла дверь и закрыла ставни, отчего шум, доносящийся с базарной площади, стал приглушенным и не столь раздражающим, и вытянулась на кровати.
Однако, несмотря на усталость, сон был странно недосягаем. Необычные, какие-то обрывочные образы всплывали перед глазами: деревья у реки с темными горами, поднимающимися за ней; мужчина в черной одежде, скачущий на черной лошади и сливающийся с ней, как мифический кентавр; светловолосая женщина, стоящая между деревьями, вытянув вперед руки. Вот мужчина наклонился с седла, подхватил ее на руки, и волосы ее рассыпались и были теперь, как бледная рана на фоне его черного рукава. Рэчел беспокойно изогнулась, стараясь прогнать этот образ, но лошадь приблизилась достаточно, чтобы она увидела на лице всадника черную повязку, кокетливо прикрывающую глаз. Пока она смотрела, блондинка повернулась в его руках, подняла руки и обняла его за шею, притягивая к себе.
Рэчел вытянула руку, чтобы остановить их. Она не хотела этого видеть. Но ее жест привлек внимание всадника — он повернулся к ней, то же сделала и женщина в его объятиях. И тут Рэчел увидела, что лицо, глядящее на нее из-под светлых волос, было ее собственным лицом.
Она вскрикнула, и образы пропали — она снова сидела на узкой кровати в теперь уже почти темной комнате, прижимая руку к бьющемуся сердцу. В зеркале напротив она могла видеть свое отражение, блеск волос и гладкую бледность кожи, только чуть-чуть прикрытую белым кружевом лифчика и трусиков.
“Значит я все-таки уснула”, — подумала она. Действительно, было удобнее считать все увиденное кошмарным сном, а не созданием ее собственного воображения. И еще, она была рада, что проснулась. Рэчел взяла с тумбочки свои золотые часики, посмотрела на них и удивилась, увидев, что проспала более двух часов.
Девушка соскользнула с кровати, надела кремовые льняные брюки, которые были на ней раньше, шоколадного цвета шелковую рубашку, а сверху — свободный жакет до бедер. Она нашла в чемоданчике черепаховую заколку и, гладко зачесав медового цвета волосы от лица, заплела их во французскую косу и закрепила заколкой. |