— Да, сеньорита.

Она ослепительно улыбнулась ему, несмотря на то, что все ее лицо было покрыто слоем грязи.

— Вы замечательно работаете, капитан. Мне и в голову не пришло, что хоть один солдат находится, по крайней мере, на расстоянии нескольких миль. Если бы я думала так… если бы понимала, что с самого начала это было спектаклем, поставленным, чтобы поймать Родригеса… тогда многое могло бы быть по-другому.

Капитан Лопес растерянно посмотрел на нее.

— Вы не должны преуменьшать грозившей опасности, сеньорита. В любую минуту все могло сорваться. Родригес — животное, он подчинялся только инстинктам. Он не способен поступать логически. Он мог просто пристрелить сеньора де Мендосу, когда тот вышел во двор ночью, — попытался объяснить он.

— О, но сеньор — игрок, как вы, должно быть, знаете, — ласково возразила Рэчел. — Он всегда может рассчитать шансы. И сразу видит, когда может выиграть, — добавила она дрожащим от гнева голосом.

Капитан Лопес посмотрел на нее расстроенно, но с уважением.

— Вы простите меня, сеньорита? И ты, Витас? У меня много дел.

— Да, иди, Пабло. — В голосе Витаса прозвучала нота мрачного смирения. — Я поговорю с тобой позже.

Он подождал, пока капитан отошел достаточно далеко, чтобы не слышать их, потом нежно обратился к Рэчел:

— Ракиль, я знаю, что ты сейчас думаешь.

— Да, черт возьми, знаешь! — Она гневно повернулась к нему лицом. Грудь ее высоко вздымалась. — Я думаю о том, какого дурака сваляла вчера ночью. Я умираю от стыда, когда думаю об этом. Ты мог сказать мне, что Лопес и его люди окружили монастырь, но ты не сделал этого.

— Да, не сделал. Но у меня были на то причины. Я должен был убедить Родригеса в том, что попался в его ловушку, и так, чтобы он в это поверил. Если бы я сказал тебе правду, твое облегчение выдало бы нас. Достаточно было одного слова, одного жеста.

— Ну, что ж, значит все в порядке, — резко сказала она. — Потому что единственный человек, которого я выдала, это я сама. Выпрашивая разрешение попасть в твою комнату, навязываясь тебе… потому, что я думала, что это последняя ночь… единственная ночь…

Голос у нее прервался. Она вскрикнула, почувствовав, как плечи ее стиснули руки Витаса.

— Но из-за того, что ты ошиблась, разве что-либо изменилось? — отрывисто спросил он. — Это что — странный выверт английского характера? Вам что, позволено получать удовольствие от своего мужчины, только вспоминая о прошлом, и никогда в настоящем? Ты хочешь сказать мне, что предпочитаешь мертвого героя живому любовнику? Ты по-другому реагировала, когда я нашел тебя рыдающей на вершине скалы. Или тогда ты демонстрировала свой актерский талант?

— Я пережила сильный шок, — сердито бросила она. — И, если уж говорить об актерских способностях, то из вас вышел бы великолепный актер, сеньор. Да, пока я не забыла, — она наклонилась и сунула пальцы в сапог. — Вот часть декораций — то трогательное письмо, которое, как предполагалось, я должна была вручить вашей матери. Давайте избавимся от него, хорошо? — Она с яростью разорвала письмо на мелкие клочки и разбросала их.

— Минутку. — Он поймал ее за руку. — Если бы Родригес попал в меня сейчас, тебе на самом деле пришлось бы передавать это письмо, Ракиль. Ты понимаешь это?

— И очень жалею, что получилось по-другому! — Мысль о прошлой ночи, о тех словах, что она говорила, о том, что делала, жгла ее, заставляя сейчас не принимать во внимание, какую боль она причиняет ему.