Она старалась избежать объятий Витаса потому, что знала, что это повлечет для нее в конце концов большую сердечную боль, когда она неизбежно надоест ему. Вот тогда-то ей будет по-настоящему плохо.

Она выбралась из ванны и насухо вытерлась, потом завернулась в большое мохнатое полотенце, как в саронг, и открыла дверь в комнату. Одежда, выстиранная за день до этого Марией, была разложена на покрывале кровати капитана Лопеса. Она предполагала, что галантный капитан, уступивший ей свою квартиру, вполне мог бы по ее просьбе обеспечить ее и халатом для купания. За всем, что он для нее делал, так и чувствовалось, что любое одолжение, сделанное для женщины, которую почтил своим внимание сеньор де Мендоса, доставляет ему одно удовольствие.

Она грустно вошла в комнату и вздрогнула, почувствовав у себя на руке прохладные пальцы.

— Одно слово, chica.

— Ты! — взорвалась Рэчел. — Убирайся отсюда!

— Не так громко, — произнес он холодно. — У меня нет желания устраивать скандал.

— Ты меня поражаешь, — возразила девушка, насколько это было возможно, собираясь с духом и стараясь говорить насмешливо. — Если я тебе сопротивляюсь — это скандал. Если же я с тобой сплю, все довольны и делают вид, что ничего не заметили. Мне нравятся люди с моралью, хотя бы даже и двойной.

Он нетерпеливо вздохнул.

— Прекратишь ли ты оскорблять меня? Послушай, у меня мало времени. Пабло сообщил мне, что ты просила у него транспорт до Боготы.

— Верно. — Ей не оставалось ничего другого, как признаться, хотя в тот момент она готова была свернуть Пабло шею.

— Так я сказал ему, что в этом нет нужды. Что ты едешь со мной в Вивавиченцио — в мой дом.

— Вовсе нет!

— Ты сделаешь, как я сказал, Ракиль. — Голос его прозвучал холодно и надменно. Это говорил высокородный сеньор, самоуверенный и гордый. “До кончиков ногтей гранд”, — без всякой связи подумала Рэчел.

— Ты не понимаешь, — поспешно возразила она. — Я должна вернуться в Англию, встретиться с моим дедом и сообщить ему, что Марк жив.

— Я уже сделал все необходимое, чтобы твоему деду было сообщено, что вы оба целы и нормально себя чувствуете, — сказал Витас. — Так же и о том, что вы оба слишком потрясены пережитым, а потому отдохнете у меня в Лляносе, где будете гостями моей матери.

— Ты слишком много на себя берешь! — воскликнула она. — Интересно, как ты собираешься представить меня своей матери? Я не думаю, что она привыкла развлекать твоих любовниц. Или ты собираешься ввести Марка в парадную дверь, а меня протащить как-нибудь контрабандой, с заднего хода?

— Ничего подобного, — отвечал он, едва сдерживая гнев. — И представлять тебя, как любовницу, я тоже не собираюсь. Я скажу: “Мамочка, это Ракиль, душа моей жизни. Охраняй и люби ее, как собственного ребенка”.

Рэчел на минуту совсем растерялась, и не знала даже, что сказать. Наконец, в недоумении, она посмотрела на Витаса.

— Не понимаю.

— Не понимаешь? Это совсем просто, — как ни в чем не бывало сообщил он. — Ты поедешь в Вивавиченцио как моя будущая жена, моя novia.

Хорошо еще, что Речел стояла у края кровати, потому что нога вдруг совсем отказались ее держать, и она без сил опустилась на нее.

— Ты, должно быть, сошел с ума! — Она удивилась, что голос ее не дрожит. — Можешь ты привести мне хотя бы одну разумную причину, почему я должна выйти за тебя замуж?

— Я мог бы привести несколько причин, но хватит и одной.