-  Вы правы, - ответила я, осыпая его поцелуями.

    Теперь и я осознавала, что уже с первых мгновений моего танца на посыпанной песком площадке перед воинами у костра мое тело, не подвластное сознанию, каждой своей клеточкой, каждым движением выражало любовь к моему повелителю, сжигающее меня желание и готовность воспринять его объятия.

    В те секунды, когда я стремилась выплеснуть в своем танце переполнявшую меня ненависть, гордость и презрение, я непроизвольно, подсознательно, не отдавая в том себе отчета, просила моего повелителя подарить мне свою любовь и ласку.

    Он почувствовал это и призвал меня в свой шатер.

    И вот я лежу у него на плече и прислушиваюсь к первым звукам просыпающегося лагеря. Он нежно убирает волосы с моего лица, а я плотнее прижимаюсь к его руке щекой.

    -  Тебе пора возвращаться к своей работе, невольница, - говорит он.

    -  Да, хозяин, - шепчу я.

    Из кожаной сумки на своем поясе он вытаскивает ключ и открывает замок, удерживающий цепи у меня на ноге.

    Мы поднимаемся с земли, и он набрасывает мне на плечи свой плащ.

    -  Иди в барак, - говорит он, - и надень рабочую тунику.

    Я чувствую, как он постепенно отдаляется от меня.

    Я опускаюсь перед ним на колени и протягиваю к нему руки, скрещенные в запястьях, словно для того, чтобы он надел на них невольничьи цепи. Он стоит надо мной и ласково смотрит на меня.

    -  Я у ваших ног, хозяин, - произношу я ритуальную фразу, выражающую чувства покоренной невольницы к своему повелителю.

    -  Я вижу, - с нежностью говорит он.

    -  Я люблю вас! - кричу я и непроизвольно склоняю голову к его ногам. Слезы ручьем катятся у меня по щекам. - Не продавайте меня, - бормочу я сквозь захлестывающие меня рыдания. - Не продавайте! Оставьте меня для себя! Оставьте навсегда!

    Мне даже страшно себе представить, что меня могут разлучить с этим человеком. Это равносильно тому, что вырвать сердце у меня из груди. Сама мысль о такой возможности приносит мне невыносимые страдания. Меня переполняет безумный страх. Я наконец начинаю понимать весь ужас, всю трагедию невольничьей жизни: каждый неверный шаг может разлучить девушку-невольницу с ее возлюбленным. А что, если я не дала ему всего, на что он рассчитывал?

    -  Пожалуйста, не продавайте меня! - просит бедная рабыня. - Я сделаю для вас все, что могу. Я научусь! Я научусь всему! Я сделаю все, что вы пожелаете! Не продавайте меня, хозяин. Я люблю вас! Люблю! - Я стараюсь выдавить из себя слабую улыбку и снова тяну к нему руки, словно для того, чтобы он опутал их цепями. - Я у ваших ног, хозяин! - бормочу я сквозь слезы.

    -  Неужели гордая Эли-нор просит, чтобы я оставил ее у себя рабыней? - усмехнулся он.

    -  Да, я прошу вас! - кричу я. - Умоляю!

    -  Иди работай! - смеется он.

    Я вскакиваю на ноги и снова утопаю в его объятиях. Губы наши сливаются в бесконечно долгом поцелуе.

    -  Я люблю вас, хозяин, - шепчу я, чувствуя, как сердце у меня наполняется беспредельной радостью.

    Он тоже не может расстаться со мной. Мы снова опускаемся на траву.

    Плащ уже давно промок от покрывающей землю росы, но ни он, ни я этого не замечаем.

    Он ласково треплет мои волосы, и я плачу от счастья. Как мне хочется, чтобы эти мгновения никогда не кончались!

    Но вот он встает, поднимает меня на ноги и укутывает плащом, чтобы я не продрогла, пока добегу до барака для невольниц.