|
Я совсем не хочу сказать, что этим “кем‑то” можете оказаться вы. В вас я… э‑э… не сомневаюсь. Но я также не сомневаюсь, что если хоть что‑то проникнет в печать… Лучше не говорить об этом. Для многих это окажется жизненной катастрофой. И, разумеется, в случае любой газетной шумихи мы дадим официальное опровержение… Это вполне естественно. Да… Иногда цель оправдывает средства. Давайте кончим на этом наш малоприятный разговор. Жизнь складывается не из одних неприятностей… Кстати, вчера я узнал, что ваша кандидатура выдвинута в Национальную Академию. Я позволю себе уже сейчас поздравить вас, ибо считаю ваше избрание гарантированным.
– За кого вы меня принимаете, Першинг?.. – начал Джеферсон, но осёкся и, схватившись рукой за грудь, тяжело опустился в кресло. Генерал поспешно позвонил. – Воды и доктора быстрее, – сказал он, выросшему на пороге адъютанту. – Профессор почувствовал себя плохо. – Ничего не надо, – пробормотал старый учёный, поднимаясь. – Ничего… Я поеду… к президенту… генерал. – Может быть, лучше сначала к врачу, – уговаривал Першинг, провожая профессора до дверей кабинета. – Вам вредно волноваться, дорогой профессор. Вы совсем не бережёте себя. Всего вам хорошего. И, пожалуйста, не забудьте о нашем разговоре… Проводите, адъютант. Когда дверь бесшумно закрылась за профессором, генерал вздохнул, вытер платком влажный лоб и медленно возвратился к столу. Присев на поручень кресла, в котором только что сидел Джеферсон, генерал потянулся к телефону. – Соедините меня с канцелярией президента, – сказал он телефонистке. – А, впрочем, нет, не надо… “Сейчас он конечно поехал домой, этот шумный старый болтун Джеферсон, – думал Першинг, откладывая трубку. – А дома он станет взвешивать… Колебаться… Ведь ему не терпится стать академиком… Что ж, может, и будет… Может…”
В кратере Арзахель
8 мая, 6 часов утра Только что возвратился из маршрута: двадцать три часа провёл за пределами “Атланта” в почти абсолютной пустоте лунной атмосферы. Я не оговорился. Она есть, эта атмосфера, но она разрежена настолько, что с Земли приборы её не улавливают. В её составе – углекислота и немного паров воды, водород, метан и ещё какие‑то газы, состава которых пока не смог определить. Наружный скафандр выдержал испытание. Это один из немногих по‑настоящему хорошо сделанных предметов снаряжения нашей экспедиции. Правда, он несколько громоздок (я с трудом выбрался в нём через выходной люк), но надёжен, и на Луне его вес не превышает веса взрослого человека в земных условиях. Я начал записи с похвалы скафандру, но это оттого, что лишь благодаря ему смог увидеть и узнать все то, что увидел и узнал в часы первого маршрута. Времени остаётся мало. Необходимо торопиться, тем более, что “Атлант” уже не является надёжным убежищем. Я имею в виду не воздух, запасы которого в моё отсутствие сильно сократились, а совсем, совсем другое… Выбравшись вчера наружу, я начал с осмотра площадки, на которой лежит “Атлант”… “Джон Смит, дружище, на Луне тебе повезло дважды. Провидение, вопреки здравому смыслу, не только сохранило тебе жизнь в момент катастрофы, оно каким‑то чудом удержало позавчера останки “Атланта” там, где они покоятся сейчас. Благодаря этому ты получил возможность увидеть лунный мир…” “Атлант”, вернее, его носовая часть, где находятся кабины, лежит на самом краю пропасти. Во время последнего лунотрясения корпус ракеты был сброшен сюда с плато, на котором Шервуд пытался совершить посадку. Перескакивая, словно пустой бочонок с уступа на уступ, “Атлант” летел и катился не менее полутора миль. |
