— Схожу Быстреца почищу, — поднялся Алексей, не желая продолжать неприятный ему разговор и оставив на ковре Тюкина его ваксу.

Алифан, пожав плечами, припрятал коробок. Он уважал Суходолова за прямоту, готовность прийти на помощь, а вот его бескорыстие считал глупостью, да и все эти фигеличмигели казаку не к лицу. Недаром в станице молодухи дразнили Суходолова «красной девицей». Чисто приблажный! Не лапал их, соленого словца чурался, все норовил один в степ податься. Али тронутый малость? Так не похоже…

К Тюкину подошел есаул Афанасьев. Щеки у сотенного впалые, тонкий хрящеватый нос с горбинкой нависает над губами.

— Встать! — приказал офицер, глядя на Тюкина суровыми желтовато-зелеными глазами.

Алифан вскочил, непонимающе замигал белыми ресницами.

Афанасьев ткнул носком сапога в ковер:

— Зараз возверни на площадь, в склад невостребованных вещей!

— Ить ничейный он… — начал было Тюкин, но есаул не дал ему договорить, отрезал:

— И не твой! Брать не моги… За такой страм, знаешь, что бывает? Шагом марш!

«Портной» Ларька торопливо спрятал за пазуху материю — от греха подальше.

Тюкин неохотно взвалил ковер на коня, зло подумал: «Праведный нашелся… Хрип гнешь ни за что».

Быстрец радостно заржал, еще издали завидев хозяина.

— Что, друг, соскучился? — ласково потрепал коня по холке Алексей. — Умоемся трошки?

Он обмыл коню надглазницы, храп, копыта, смочил гриву, обтер под брюхом и спину, проверил прочность подков: все шестнадцать гвоздей были на месте.

После скребницы и овальной дубовой щетки пустил в ход суконку, надраил Быстреца так, что его высокий круп отливал лаком — хоть глядись, как в зеркало!

— Ноне с Кременой тебя познакомлю, — шепнул Алексей коню. Тот помотал головой, словно соглашаясь. Морда у Быстреца суховатая, на ней видна каждая прожилка. Кончики ушей тянутся друг к другу.

Алексей стал седлать коня: удила должны лежать на одной десне, выше клыка пальца на два. Попробовал, проходят ли три пальца ребром ниже его подбородка, чтобы конь свободно дышал.

…Весь дом и все хозяйство Суходолова были обычно при нем, на коне. В переднем вьюке туго скатанная куртка с башлыком, фуражный аркан, сетка для сена, сплетенная из просмоленных тонких веревок. В заднем вьюке-суконные сумы-чемоданники с полной укладкой, торбой.

Приятно попахивала нагретая солнцем кожа седла.

В седельной подушке — рубаха, исподнее, портянки, запасные шаровары. В переметных сумах — котелок с ложкой, полотняный бинт, щетка, утиральник, запасные подковы, сукно для починки мундира, кусок мыла. Полный набор! А в холстяных саквах — суточная дача зерна и сухари с крупой.

У Кремены Суходолов решил появиться налегке, оставив в лагере все, без чего сейчас мог обойтись. Но к приезду в дом Коновых надо было как следует подготовиться.

Еще до седловки Алексей чистил толченым кирпичом железное стремя, пока стало оно теплым и ясным. Потом заблестел четырехгранный наконечник пики. Алексей протер древко, выкрашенное черной масляной краской, — пятиаршинный дротик теперь выглядел особенно грозно. Проверил сыромятную кожаную петлю, тоже покрытую черным глянцем. Туже затянул поясной ремень с патронной сумкой, счистил пыль с номера полка, прорезанного на алом сукне погон. Повесил через правое плечо шашку на портупее, а за спину — карабин, надел белый чехол на фуражку, одним махом, едва коснувшись носком стремени, взлетел в седло и помчался на свидание.

Шаг у Быстреца широкий, бодрый. Едва приметными изгибами тела Суходолов, направлял его ход, и конь копытами отбивал радостное и уже откуда-то ему известное: «Кре-ме-на… Кре-ме-на…» Алексей подскакал к дому Коновых и остановил коня на полном ходу.