|
. С тартаны!.. Гей!.. Отправьте бот к нашему судну, или мы вас потопим... -- Как проклятых собак! -- прибавил Альварец. -- Замолчишь ли ты? Они, может быть, отвечали, а твой глупый язык, который дробит, как скрип штурвала, помешал мне расслышать, -- сказал капитан, снова начав с решительной горячностью: -- В третий раз, гей! с тартаны!.. отвечайте... или я открою огонь. На сей раз довольно явственно было слышно продолжительное стенание, не имевшее в себе ничего человеческого и заставившее побледнеть капитана Массарео на его вахтенной скамье. -- Капитан, если вы мне верите, -- сказал Альварец, крестясь, -- то скорее дадим залп и поворотим назад; ибо я вижу Кастора и Поллукса, летающих на корме, и, клянусь Пресвятой Девой, здесь не совсем ладно. -- Это уж слишком! -- вскричал Массарео. -- Святой Павел, молись за нас! Ну, во славу Бога! Канониры, к орудиям, заряжайте. Хорошо! Перекрестись. Хорошо! Теперь, пали!.. пали!.. правая сторона. Залп раздался, и блеск его, осветив на мгновение тартану, отразился яркими лучами в темных водах. Когда беловатый дым пороха рассеялся, опять стало видно мрачное, безмолвное судно с его светящейся точкой на корме, заслоняемой время от времени тенью, ходившей взад и вперед по каюте. -- Ну, что, Альварец? -- спросил Массарео, не понимавший причины упорства атакуемой тартаны. -- Все ядра чисто попали в дерево, сударь; а этот проклятый и не трогается. Но я готов божиться моими четками, что на судне есть народ. -- Непонятная вещь, -- сказал Массарео с беспокойством, -- я прикажу отплывать в море, а между тем, ты, я, канонир Перес и этот трус Яго, который, впрочем, изрядный советчик, мы потолкуем о мерах, какие должны предпринять. Развернули оверштаг, поднимаясь на запад; Яго был притащен. Четыре члена совета собрались, и заседание открылось. Ни одного плана еще не было решено, как рассудительный Яго вскричал: -- С помощью Богородицы вот что я сделаю! Вооружу шлюпку, приближусь к проклятой тартане и возьму ее абордажем!.. А! приятели, что вы на это скажете? Его приятели думали об этом средстве, как об единственном, которое можно было благоразумно употребить; но воздерживались также говорить о нем, зная, что тот, который предложит этот способ, без сомнения, будет обязан привести его в исполнение. Непонятная смелость Яго вывела их из затруднения, и все в один голос начали хвалить и поздравлять творца этого удивительного плана кампании, который увидел, но уже поздно, в какое он ввязался опасное положение. -- Вам Небо вдохнуло эту мысль, благодарение ему, Яго, -- сказал капитан. -- Как ты счастлив, товарищ Яго! -- подхватил Альварец, ударив его дружески по плечу. -- Клянусь, прекрасный для тебя случай попасть в офицеры. Почему я не на твоем месте! Какую славу ты пожнешь, исполнив свое отважное предприятие! Взять проклятого абордажем!!! Твой портрет станут продавать на улицах Кадикса, и тебя воспоют на площади Святого Антонио. Блаженный смертный! -- И, посвистывая со спокойным видом, он пошел к трапу, ведущему в трюм. -- Но, -- вскричал несчастный Яго, трепещущий и смущенный, -- я не сказал, что я. |
