|
Итак, этот суд постановляет себе долгом согласоваться с волей народа, мудрого защитника веры и престола. Толпа. Viva! Viva! Алькад. Итак, господа, Юнта... Священник (прерывая его). Ради Неба, государь мой, вспомните, что этот несчастный ожидает смерти, там, на эшафоте! Алькад. Я знаю, что говорю. Итак, господа, Юнта взвесила, обдумала, обозрела в своей глубокой премудрости объявленное вами требование: и зрите господа, что только благо, польза, выгода народа есть единственная пружина всех наших действий; зрите, что установленные вашим королем власти желают душевно следовать отеческим его наказам, отеческим наказам того, кто носит вас всех в своем сердце, как одно обширное семейство. (Алькад мало-помалу растрагивается). Ибо он мне сказал, господа, он мне сказал самому: я вверяю вам часть прав моих над моими детьми (плачет). Помните, что счастье их мне всего дороже (рыдает). Я клялся составить ваше благополучие, и сдержу свою клятву. Но я молчу, господа, молчу, ибо у меня не достает слов; к счастью, дела могут заменить их. (с трогательной улыбкой, смешанной со слезами). Вы получите руку, друзья мои, вы получите руку! Толпа. Viva! -- viva el Alcade! viva el Rey absoluto! -- viva el Alcade! Алькад. Палач, ты слышал, действуй. Хитано. Наконец! Палач. Нет, милостивый государь! Алькад. Как! Палач. Меня выписали из Кордовы, меня отвлекли от занятий; не моя беда, что Кадикский палач умер. Алькад. Так что же нам до того? Палач. Милостивый государь мой, мне платят двадцать дуро за то, чтобы я удавил вот этого осужденного, а не за то, чтобы я отсек ему еще и руку. Прибавьте к ним десять дуро и я к вашим услугам. Священник. Боже мой, какая гнусность! Хитано. Забавник даст хорошее приданое за своей дочерью; он понимает свое дело. Алькад (Юнте). По моему мнению, господа, это очень дорого, десять дуро (палачу). Полно, Мико, не торгуйся. Раз ударить ножом не долго; пожалуйста, удружи. Палач. Ни одним реалом не поступлюсь. Народ (бросая деньги). Вот, вот десять дуро; руку святотатца! Мясник (размахивая ножом и взбегая на эшафот). Клянусь Святым Иаковом! Я отсеку даром руку! И другую еще, и голову, пожалуй! Палач. Приятель, я ведь не хожу бить твой скот! У всякого свое звание, одолжи только мне твой нож, если ты христианин. Мясник возвращается; палач подбирает тщательно деньги, всходит опять, упирает ладонь Хитано на ручку кресел, поднимает нож, лезвие свистит, и кисть руки падает подле священника, который молится, стоя на коленях. Толпа. Браво! Viva! Смерть еретику! Смерть святотатцу! Хитано. Я полагал, что это гораздо больнее, мой почтенный друг. Священник (вставая, и голосом ясным и громким). Он был виновен перед людьми, но это мучение разрешает его перед Богом! Фазильо (кинувшись на руку и завертывая ее в свой плащ). |
