|
Еврей. Только-то? Прощай, молодой человек. Фазильо. Одно слово: не запирайте так скоро оконца. Еврей. Говори, но не распространяйся. Фазильо. Здесь, на улице нельзя, впустите меня к себе, и тогда... Еврей. Кольцо Соломона тебе на шею! Убирайся прочь. Фазильо. Если вы мне отказываете, то я испытаю последнее средство (показывает ему ладанку, покрытую иероглифами). Еврей. Что я вижу! Такое сокровище в твоих руках, молодой человек? Кто мог... Но, войди, войди поскорее; пуля тотчас может пробить твой дорожный кафтан, а я ни за что на свете не хотел бы, чтобы сей талисман был осквернен этими нечестивцами. Дверь отворилась. Фазильо вошел согнувшись, миновал еще две толстые железные решетки и очутился на тесном дворе, получавшим свет только сверху; перед ним стоял старый еврей, одетый в желтое, подобное стихарю платье, обрисовывавшее его длинные и костистые члены. -- Покажи, -- сказал он, -- покажи, дитя мое; дай мне поближе рассмотреть эту ладанку. И его глаза сверкали из-под густых бровей. -- Смотрите, отец мой, -- отвечал Фазильо. -- Клянусь пятью звездами Стенбофа! Это знаки верховной степени нашего союза; я должен повиноваться тому, кто ими владеет, не спрашивая, какими средствами он приобрел их. Что прикажешь, юноша? Старик у ног твоих. -- Тебя называют Иаковом, а между тем твое имя Плок; не правда ли, старик? -- спросил Фазильо. -- Правда. Пусть ангел коснется до меня перстом, если я лгу! -- Итак, господин Плок, у вас есть магазины, имеющие выход на берег, неподалеку от залива Бетим'Сах? -- Правда. Пусть ангел коснется до меня перстом, если я лгу! -- И в этих магазинах вы скрываете богатые ткани Туниса, шали константинопольские, прекрасные кашемировые платки, привозимые из Каира и Испагани. Еврей побледнел, но между тем отвечал: -- Правда. Пусть ангел коснется меня перстом, если я лгу! -- Так, в нынешнюю же ночь, без отлагательства, без отговорок, ты ступай и нагрузи этими товарами тартану, которая бросила якорь в проливе Бетим'Сах, под Датским флагом. Еврей, стоявший на коленях, вдруг вскочил, как бы ужаленный ехидной. -- Клянусь поясом Магов, ты помешался, молодой человек; божусь Балтазаром, это невозможно! При одной только мысли об этом у меня волосы становятся дыбом. -- Презренный еврей! -- сказал юноша, -- не полагаешь ли ты, что я даром хочу получить твои товары? Вот на тебе золота столько, что можно откупить твои магазины, тебя самого и твоего Раввина. -- Боже Небес! Оставь у себя твое золото, оно меня ужасает. Ты странно ошибаешься в побудительных причинах моего отказа, молодой человек. Разве я не знаю, что имея в руках эту священную эмблему, ты вправе от меня все получить, мое имущество, мою жизнь; но знаешь ли, чего ты от меня требуешь? И он сложил руки, и его взор, устремленный на Фазильо, выражал глубочайший ужас. |
