-- Разве ты не слышишь?
-- Я слышу шум волн, бьющихся об эту скалу, и свист бури.
-- Скажи лучше, голоса усопших. Клянусь Святым Иоанном Перстным, ведь сегодня день мертвых, жена, и усопших, которых мы... -- Здесь
умолчание -- в своих белых саванах, со своими красными слезами, легко могут подвести к дверям нашим карикель-анку[16], -- отвечал Каку тихим и
трепещущим голосом.
-- Вот-те на! -- чего нам бояться? Пень-Уэ безумный, а неужто ты не знаешь, что нечистые духи не приближаются к крову, под каким обитает
дурак? Ян со своим огнем, обращающийся быстрее самопрялки, старой бабы, Ян со своим огнем умчится от голоса Пень-Уэ, как чайка от охотника. Так
чего же ты боишься?
-- Однако, почему с последнего потопа, этого люгера, который разбился около берега, привлеченный нашими ложными сигналами, почему меня
мучает горячка, ужасные сны. Напрасно трижды в час пил я воду Кригноэкского источника, напрасно натирался жиром водореза, убитого в пятницу,
ничто-ничто не могло меня успокоить. Ночью мне страшно! Ах, жена, жена, ты того хотела!
-- Вечно трусишь! Надобно же чем-нибудь жить, твое ремесло внушает всему Сан-Полю к тебе омерзение, и что бы с нами сталось без моих
предсказаний! Вход в церковь нам запрещен, булочники почти не хотят продавать нам хлеба. Пень-Уэ, как ни сходит в город, всякий раз возвращается
оттуда весь избитый, бедный дурачок! Когда бы только смели, ей-ей, они бы перетравили нас, как волков в горах Арреса, и от того, что собирая на
утесах волшебные травы, мы пользуемся тем, что посылает нам Тейс[17], ты преклоняешь колена, как плугазнуйский ризничий, и бледен как девочка,
которая идя с вечеринки, встречает трехглавого Тейс-Арпульека, с его пылающим глазом!
-- Жена...
-- Трусливее корнвалийца, -- сказала наконец раздраженная Ивонна.
Но так как ничем нельзя более сильно разобидеть Леонца, как уподобить его жителю Корнвалиса, то Каку взял жену свою за горло.
-- Да, -- продолжала она хриплым, удушливым голосом, -- малодушнее даже жиденка!
Бешенство Каку вышло из границ; он схватил топор, но Ивонна вооружилась ножом.
Дурачок хохотал во все горло, потрясая лошадиной головой, наполненной кремнями, издававшими глухой и странный звук.
К счастью постучались в дверь хижины, иначе приключилось бы несчастье.
-- Отоприте, черт возьми! Отоприте же! норд-вест чуть не вырывает рога у быков, -- сказал чей-то грубый голос.
Каку выронил из рук топор, Ивонна поправила свой чепец, бросив на мужа сверкающий еще от гнева взгляд.
-- Кто это вздумал в такое время нас тревожить? -- сказал Каку, приподнялся до узкого оконца и посмотрел.
ГЛАВА II
Кернок
Got callet deusan Armoriq.
To был суровый житель Арморики.
Бретанская Пословица.
То был он, то был Кернок, который стучался в дверь! Вот удалый и храбрый молодец, посудите о нем. |