При этом глухом, могильном голосе, Пень-Уэ, спавший, по-видимому, крепким сном, встал, как бы находясь в припадке лунатизма и поместился
на колени своей матери, которая взяв его за руки и, оперев свой лоб об его лоб:
-- Пень-Уэ, он спрашивает, сколько долго Тейс насудил ему жить! Именем Тейса, отвечай мне.
Дурачок испустил дикий крик, казалось, подумал немного, отступил шаг назад, и начал ударять по земле лошадиной головой, которую он не
покидал.
Сначала он ударил пять раз, потом еще пять, наконец три раза.
-- Пять, десять, тринадцать, -- сказала его мать, считавшая удары, -- тринадцать дней еще жить, слышишь ли? -- и, да сможет Тейс кинуть
на наш берег твой посинелый и холодный труп, обвитый длинными морскими травами, с тусклыми и раскрытыми очами, с пеной у рта и языком,
закушенным зубами! Тринадцать дней! и твоя душа у Тейса!
-- А она, она! -- сказал Кернок, тяжело дыша в страшном исступлении.
-- Она, -- продолжала Ивонна, -- но ты мне только за себя заплатил. Изволь! я буду великодушна, -- она подумала с минуту, положа палец на
свой лоб.
-- Да, у нее также будут члены вытянуты, лицо раздуто, уста опенены и зубы сжаты. О! вы явите собой славных жениха и невесту, и даруй
Тейс, чтобы мне довелось вас узреть, в ноябрьскую ночь, брошенных на черном утесе, который будет вашим брачным ложем, а волны океана --
покровом.
Кернок упал без чувств, и два странных хохота раздались в хижине.
Кто-то постучался в дверь.
-- Кернок, мой Кернок! -- сказал нежный и звучный голос.
Эти слова произвели над Керноком волшебное действие, он открыл глаза и посмотрел вокруг себя с удивлением и ужасом.
-- Где я? -- сказал он, вставая, -- не мечта ли это, мечта страшная, но нет, мой кинжал, этот плащ. Все ясно доказывает ад! проклятая
старуха, я сумею...
Старуха и дурачок исчезли.
-- Кернок, мой Кернок, отвори же, -- повторил сладкозвучный голос.
-- Она, -- вскричал пират, -- она здесь! -- и бросился к дверям.
-- Пойдем, -- сказал он, -- пойдем, -- и вышел из хижины, с обнаженной головой, блуждающим взором, он быстро повлек ее. Миновав утесы,
ограждающие берег, они вскоре вышли на Сен-Польскую дорогу.
ГЛАВА IV
Бриг "Копчик"
Fameux batiment, allez!
D'puis Letambo jusqu'aux huniers.
Il n'en est pas dans l'arsenal
Qui puisse marcher son egal;
Vent d'bout, il file au mieux
Dix noeuds.
CHANSON DE MATELOT.
Туман, покрывавший небольшую Пампульскую гавань, рассеялся мало-помалу, и солнце темно-красным шаром явилось среди тусклого и серого
неба. |